Потирая ушибленное и отдавленное, близнецы прекратили стонать и замерли, ожидая ответа молодого лешего.
И Зил, само собой, не мог их разочаровать.
Ведь рыжий напрасно помянул его уши.
– Да уж куда мне, – леший смиренно склонил голову, поросшую короткими русыми волосами, сбритыми на висках и затылке. – Это же такая честь – быть женихом той, которая еще не родилась… И раз на твоей возлюбленной живут кусачие насекомые, то никакая она не красавица, а такое же грязное чудище, как ты!
Быть может, он перестарался, подшучивая над Трастом, но уж больно неряшливо тот выглядел и корчил из себя непонятно кого. Без шуток, здоровяк крайне невнимательно следил за своей одеждой: на штанах его тут и там виднелись пожухлые и вовсе отмершие латки, а куртка вообще выглядела так, будто ее не кормили пару недель.
Траст сжал кулаки-арбузы:
– Да я тебя!..
На трибунах вдруг стало тихо-тихо.
Рвавшиеся с поводков волчарки разом поумерили пыл и заткнули пасти, а ратники прикипели взглядами к центральному выходу на Арену.
Зил почувствовал, как напряглись соискатели вокруг, а Траст вмиг позабыл, что собрался проучить острого на язык соседа. У всех будто сперло дыхание. Трибуны источали волны страха и ненависти, ведь на Арену, ту ее часть, что присыпана толстым слоем песка с опилками, ратники вывели связанную лианами, хорошенько избитую, но все еще непокорную тварь.
Тяжело задышав, Зил подался вперед.
Да это ж полукровка, чтоб его! На Арену вывели тайгера!
Судя по седым проплешинам на большой голове, тайгер достиг уже того возраста, когда следует нянчить внуков, давно позабыв о вылазках в земли чистокровных. Все его тело, несмотря на почтенные годы бугристое от мышц, покрывал густой мех – полосатый, рыже-черный. В такой шубе даже лютая зима не страшна, потому-то всей одежды на тайгере была одна набедренная повязка по колени с множеством карманов… Разглядывая пленного, Зил зябко повел плечами.
Тем, кто взял полукровку живым, пришлось изрядно попотеть, ведь тайгеры – превосходные рукопашники: в схватке они одинаково ловко орудуют всеми четырьмя конечностями и не брезгуют использовать клыки и хвост, на конце которого есть короткий прочный шип, к тому же ядовитый. Попав в безвыходное положение, этим шипом полосатые полукровки протыкают себе сонную артерию. Так что в плен котята – так называют тайгеров старые воины – попадают крайне редко.
На груди у тайгера среди меха что-то блеснуло, заставив Зила чуть зажмуриться.
Вслед за полукровкой на Арену внесли два сбитых накрест бруса. Ратники пристроили тайгера к брусьям и колючей лианой примотали его верхние лапы к горизонтальной перекладине, а нижние – к вертикальной. Полосатый мех, и так схваченный коростой свернувшейся крови, тут же обагрился. «Надо же, – злорадно подумал леший, – у полукровок кровь такого же цвета, как у людей». Рыжий здоровяк рядом довольно осклабился и разве что в ладоши не захлопал.
Крест подняли и закрепили с помощью растяжек и крючьев, вбитых в насыпь Арены.
При виде тайгера, извивавшегося от боли, трибуны разразились радостными криками. И на этот раз Зил не притворялся, стараясь быть как все, а был таковым по велению сердца. Он искренне ненавидел распятую тварь. Он желал ей лютой смерти после долгих мук.
Полукровка замер. Тяжелый взгляд его немигающих кошачьих глаз уперся в трибуны. У многих сразу в горле запершило. Иначе с чего бы крики разом поутихли, и люди потянулись за бурдюками и тыквенными флягами, чтобы промочить глотки брагой и вином?..
В наступившей тишине пронзительно взвыли дудки, и залязгал металл древних инструментов, возвещая о прибытии князя в окружении личной охраны. Как и все, Зил почтительно склонил голову. Иначе не только кнутом вдоль хребта получил бы, но и лишился головы. Терпеливо дождавшись, пока прекратится какофония, которую в Мосе считают торжественной музыкой, леший взглянул на молодого князя, проследовавшего в свою ложу. Та располагалась как раз напротив загона для соискателей.
Князь Мор – высокий, худощавый и светловолосый – носил одежду, сшитую из выделанных шкур животных. При виде этой одежды, выкрашенной в черный цвет, Зилу вновь стало нехорошо. Он ни за что в такую дрянь не вырядился бы! Но тут, в городе, другие порядки, и эта… как ее?.. мода. Модно в Мосе всякую мерзость на себя напяливать!
Лешего вновь всего передернуло, ведь княжеская ложа была обтянута шкурами и отделана резной костью, а креслом Мору служил устланный меховыми одеялами хитиновый панцирь птера.