– Месяцев семь где-то, – отвечаю я.
Ее улыбка расползается шире, и в уголках глаз появляются морщинки.
– Пол уже знаете?
Она не лезет не в свое дело, просто по-человечески дружелюбная. На ее лице написано, что она за меня рада, она видит во мне кого-то вроде друга или соседа.
Я качаю головой.
– Мы специально не узнавали.
От вранья у меня встает ком в горле.
– Радость-то какая!
У нее на шее висит распятие.
– Вы не могли бы отправить за меня письмо? – спрашиваю я.
Женщина хмурится, затем смеется, ее рыжие волосы падают ей на глаза.
– Конечно могу, если хотите, но вам тоже надо на улицу выходить. Моя сестра, когда была беременна, поначалу постоянно мучилась от тошноты по утрам, у нее болела спина. Ну как поначалу, до самого последнего триместра, но она старалась выходить на улицу и двигаться столько, сколько здоровье позволяло. Ходила за продуктами, по полям гуляла. Мы, конечно, все разные. Но первые несколько дней после выписки из больницы вы никуда из дома не денетесь, так что пользуйтесь свободой, пока возможность есть.
Пользоваться свободой, пока возможность есть…
– А вы, случайно, не акушерка? – спрашиваю я. – Может, медсестра?
Женщина смеется.
– Я всего лишь фотограф, – отвечает она, застегивая свою флисовую куртку. – Портретная съемка, крупным планом и тому подобное. Хотя после того как я переехала сюда, то стала снимать и пейзажи. Небо тут невероятное!
Я хочу ей рассказать.
Я хочу сказать ей, чтобы она позвонила в полицию. У нее с собой есть телефон, у всех есть.
Я хочу, чтобы она посадила меня в свою машину и увезла прямиком в Манчестер, к Ким Ли.
– Но я хотела узнать, ваш муж дома? Может, вы с ним говорили? Про леваду. Я этим летом лошадь покупаю, так что очень хочу что-нибудь арендовать, и ваш участок выглядит изумительно, мне нужно-то где-то около гектара.
Я хочу ей все рассказать, но не могу. Все внутри меня орет: «Пусть она тебе поможет, не бросай эту ниточку, думай головой!»
Но что Ленн сделает с ребенком, если застукает меня?
– Он со свиньями пока занят, – отвечаю я. – Вы не могли бы через месяц заехать, он как раз с планами определится и будет видно.
Я хочу, чтобы она вернулась. Я хочу спасти Ким Ли. Но на самом деле я хочу, чтобы она вернулась тогда, когда у меня созреет хоть какой-то план. План, как спасти и меня, и малыша.
Женщина опускает взгляд на мою левую ногу. Я ношу сандалии Ленна сорок пятого размера. Она заглядывает в дом.
– Джейн, все в порядке?
– Извините, пожалуйста, я забыла, как вас зовут.
– Синтия, – отвечает женщина. – Зовите меня Синти, меня все так зовут.
И затем я понимаю, что она смотрит на мою правую ступню, на ее отражение в зеркале. Я прикрываю дверь.
– Я спросила о вас в магазине, – произносит она. – Там сказали: «Джейн умерла», так что мне пришлось им все рассказать.
– Я передам Ленну, что вы заходили, – говорю я, закрывая дверь. – Возвращайтесь через месяц, и мы посмотрим, сможем ли вам помочь.
Глава 9
Две недели назад он перестал давать мне лекарства.
Ленн узнал про Синтию. Синти. Я не должна забыть, как ее зовут. Мне надо вцепиться в это имя и вырезать его у себя в памяти. Он заметил Синти на записях, и, хотя я сказала, что ничего не говорила, хотя он, скорее всего, сам убедился в этом, увидев, как я закрыла перед ней дверь, Ленн запер таблетки для лошадей в полуподвале на целых три дня.
Я чуть не умерла от боли.
Боль в лодыжке под новым весом, но еще больше боль от отсутствия лошадиных таблеток именно тогда, когда я ждала их, когда мое тело их ждало. Отсутствие этого всплеска, этой помощи, этого сладкого необходимого забвения.
В первую ночь я спала на полу, прижавшись лодыжкой к холодной стене и выгнув спину дугой, как какое-то темное существо из фольклора, прячущееся в лесу. Я беззвучно выла.
Когда Ленн вернул стеклянную банку из полуподвала, из своего полуподвала, он предложил мне целую таблетку и сказал, что я усвоила урок, а я посмотрела ему в глаза и сквозь стиснутые зубы процедила, что приму только половину. Эти три дня мучений были ценой, которую я заплатила за ясность ума. В ближайшие месяцы мне понадобится ясный ум. Чтобы защитить малыша и себя, чтобы присматривать за ним, а также чтобы я помнила. Я хочу забыть большую часть своей жизни здесь, к этому я и стремлюсь, чтобы создать некое пространство между собой и этой так называемой жизнью. Но рождение. Мое первое. Возможно, и последнее. Мне нужно быть в ясном уме.
Я принимаю таблетку, чтобы притупить боль. Я не герой, не какая-то там суперженщина. Но я хочу увидеть лицо моего малыша, по-настоящему увидеть его.