В воздухе витает запах гари.
Мы поворачиваем: я и Синти, в спину нам дышит жар от горящего дома, и мы направляемся к свинарнику, к моей сестренке и дочери.
Эпилог
Я не праздную годовщину его смерти. Я праздную год со дня начала моей жизни. Нашей жизни. Нас четверых.
Отбеливаю раковину, и это приносит мне радость. Никаких камер, следящих за каждым моим шагом. Никакого надзора.
Слова Стейнбека смешиваются с парами отбеливателя. Аудиокнига играет через телефон. Мой собственный телефон. Договор заключен на мое имя. На мое настоящее имя. У меня до сих пор есть коробка. Я храню ее в шкафу наверху. С одной стороны – мои вещи. Мои сокровища. Копия книги «О мышах и людях», подаренная мне Синти и ее новым молодым человеком на Рождество. Моя карточка национального страхования, завернутая в желтую бумагу. Письмо, подтверждающее мое право пребывания здесь. Рядом с моими вещами лежат вещи Хуонг. Я охраняю каждую ценную вещь, словно ротвейлер. Ее свидетельство о рождении, в котором я указана как мать и явлена миру ее настоящая фамилия. Ее настоящее имя. Уникальный подарок, который я подарила дочери еще в доме на ферме.
Ополаскиваю раковину и на мгновение бросаю взгляд в окно. Здесь нет болотных полей. Просто маленький городок, откуда местные жители хотят сбежать, но который я буду любить вечно. Молодые влюбленные парочки, пабы, смеющиеся дети, кофейни, парки, где люди общаются, пока их дети резвятся у качелей. Старики, везущие свои покупки домой в собственном темпе. Жизнь перемешивается и свободно определяет себя.
Фрэнк Трассок проведет в тюрьме больше десяти лет.
Адвокаты и полиция сказали, что я не обязана появляться на суде. Они говорили, что я могу дать письменные показания или подключиться онлайн. Но я все же настояла. Я хотела быть там, в зале суда, перед настоящим судьей и перед Фрэнком Трассоком. Лицом к лицу с ним. Глаза в глаза. Я как могла дала показания о том, в чем участвовали он и Ленн. Я отвечала на вопросы адвоката и сохраняла самообладание. Ким Ли делала то же самое. В конце того дня в суде я проспала пятнадцать часов подряд.
Когда полицейские устроили облаву на ферме Фрэнка Трассока, то обнаружили еще троих невольниц. Еще шестерых – при обыске мест, контролируемых его сообщниками. Они обнаружили ферму по выращиванию марихуаны в окрестностях Кингс-Линна в заколоченном здании, которое раньше было букмекерской конторой. Но работники сбежали до того, как провели рейд. Иногда я думаю, жаль, что они сбежали. Возможно, я могла бы им помочь. Провести их через всю бумажную волокиту и собеседования. Помогла бы найти им безопасный дом.
В соседней комнате раздается стук, и я ковыляю туда. Одна операция сделана, но три главные еще впереди. Мне выписали рецепт на обезболивающее. Нормальные таблетки для людей.
Хуонг смотрит на меня своими прекрасными глазами и смеется. За ней тянется своего рода поезд: игрушки и одежда, связанные в одну большую змею. Змея сбивает пульт от телевизора с кофейного столика.
– Ой-ей, мамочка.
Улыбка на моем лице настолько широкая и глубокая, что растягивает кожу.
Она улыбается в ответ.
Хуонг может сказать «мама» по-вьетнамски и по-английски. Ее английский акцент уже лучше моего. Она просто чудо.
Дочка встает, идет ко мне, все еще таща за собой пластиковые мечи, плюшевых медведей и бутылки из-под напитков, заклеенные скотчем. Она стоит у моих ног, ее мягкие безупречные руки подняты в воздух.
Я напрягаюсь и поднимаю ее.
Ее вес – это чудо. Благословение. Дар божий. Она здорова, несмотря на все лошадиные таблетки, и где-то глубоко внутри себя я чувствую, что опасность миновала. Врачи подтвердили это. Хуонг больше не уязвимый ребенок. Теперь она сильная девчонка. Жизнерадостная. Она способна справиться со всем, что ждет ее в будущем. Она – могучий боец, родившийся в самом худшем месте, которое только можно себе представить, и тем не менее она цветет.
Я вытягиваю губы, и она повторяет мое движение. Это нежнейший из поцелуев, словно целуешь зеркало.
У нее есть имя и ID-номер. Хуонг числится в системе, привита, и у нее есть специальный человек в социальной службе, который проверяет ее. Проверяет регулярно. Мне это нравится. Другие матери в моей ситуации, те, с кем я общаюсь по работе, возмущаются участием государства. Но для меня это еще один уровень защиты для моей Хуонг. У нее есть я. У нее есть государство. А между ними – моя сестра, и ее крестная Синти, и ее бабушка в Бьенхоа[16], которая научилась общаться по «Скайпу», чтобы иметь возможность разговаривать с любимой внучкой и плакать от радости при виде ее.