Гермиона прижимала к себе отчаянно, несмотря на зелье, плачущего ребенка. Кудрявая девочка отчего-то чувствовала сейчас в Луне что-то такое родное, что от слез беловолосой девочки было просто больно. Зелье ничуть не спасало, по мнению мисс Грейнджер, уже желавшей прекратить, но в артефакт отправлялась нить за нитью… Луна сейчас выглядела такой маленькой, такой… беззащитной… Вскоре Гермиона плакала вместе с мисс Лавгуд, заставляя нервничать целителя. Даже, когда все закончилось, девочки плакали, не в силах остановиться, а Гиппократ рассылал Патронусов, понимая уже, что именно увидит в воспоминаниях. Прибывали люди — Ксено, Амелия, сразу же кинувшаяся к детям, все-таки женщина есть женщина… Почему-то Минерва явилась вместе с Гарри, тоже не оставшимся в стороне. Мальчик обнял девочек, которые вдруг начали успокаиваться… А ведь даже Амелия не смогла… наконец, появился и начальник Отдела Тайн. И вот взрослые люди, переглянувшись, погрузились в воспоминания…
Дядя Гарри нас обнял, я начала успокаиваться. И мама, мамочка, заплакавшая вслед за мной, тоже. Может быть, правду говорили, что они были связаны самой судьбой? Если бы не предатель… если бы не зелья… они же могли быть вместе? Я вся дрожала, меня обнимали и мамочка, и дядя Гарри, он что-то шептал, но я не понимала, что… Перед моими глазами снова был тот день… И то, за что могут посадить в Азкабан… И я больше никогда не увижу мамочку…
— Тише, маленькая, тише, моя хорошая, все прошло уже, я с тобой, этого больше не будет, — шептала мне мамочка сквозь слезы, и это помогало.
— Меня посадят в Азкабан? — я так не хотела этого!
— Никто никого не посадит, — ответил какой-то аврор, смотревший на меня с жалостью. — Что бы там ни было, этого еще не случилось, — он знал… Он все знал и успокаивал меня. А потом…
— Редисочка моя! — ко мне метнулся папа Ксено. У него тоже текли слезы, он обнимал и меня, и мамочку так, как будто уже потерял нас однажды. — Малышка… Родная моя…
А я опять заплакала, смотря на то, как из Омута буквально вываливаются взрослые, увидевшие то, что будет. Директор плакала… Просто сидела рядом с Омутом и плакала, как будто потеряла что-то очень дорогое. Я видела, как плачут, ведь мы, кто остался, были совсем одни, и нас убивали, убивали, убивали…
— А можно мне… — начала мамочка, но мадам Боунс покачала головой.
— Не надо, юная мисс, не надо вам этого видеть, — она неожиданно всхлипнула. — Бедные дети… Мы сделаем все, чтобы этого не случилось. Поверьте, мисс Лавгуд. Мы все сделаем!
— Вот что это за крестражи, значит… — тихо сказал незнакомый дядя в черной мантии, у которого не было видно лица. — Вот, значит, что… Я в Отдел!
— Ксено… А как она? Ведь каникулы… — тихо спросила директор МакГонагалл.
И тут я поняла — каникулы же, мамочка поедет к этим зверям. К страшным магглам, не ведающим жалости! Мамочка! Нет!
***
Гермиона гладила уснувшую от зелий… дочь. Кудрявая девочка и сама была ребенком, отлично осознавая это, но вот эта малышка, хотя была внешне всего на год младше, душой она была дочерью, и принять это было очень сложно. Пожалуй, расскажи ей такое кто-нибудь, мисс Грейнджер не поверила бы. Но живое доказательство спала, обняв ее двумя руками, как игрушку. И Гермиона сравнивала… В детстве она была такой же, как и Луна — просто жить не могла без родителей, но вот потом. Потом началась школа, исчезло тепло, остались только требования: «ты должна», «ты обязана», «чтобы быть хорошей, надо»… Роза, поселившаяся в Луне, любила свою маленькую вечно непричесанную маму просто потому, что она есть.
— Пожалуйста, я должна увидеть, почему, — упрашивала она целителя и он, подумав, напоив девочку зельями, все-таки согласился. Потом Гермиона не раз жалела о своей настойчивости. Увидев, какими зверьми могут быть что маги, что магглы. Поняв, что пережила Роза. Брезгливость на лице мамы, миссис Грейнджер. Ненависть в глазах мистера Грейнджера. Проревевшись, Гермиона просто представила…. И была уложена рядом с… дочерью.
Я проснулась от того, что мамочка обнимала меня, что-то шепча во сне. Прислушиваясь, мне удалось уловить: «никогда-никогда» и «Розочка моя». От тепла этих слов захотелось плакать. Я обняла мамочку в ответ, прижалась и закрыла глаза. Пусть хоть весь мир исчезнет, я не хочу, чтобы случившееся стало правдой. Пусть мама будет всегда!
Потом нас отправили обратно в Хогвартс, но какие-то шевеления были. Неожиданно оказалось, что дядя Гарри больше не вернется к своей жестокой тете, потому что его взяла под опеку директор. Не могу себе представить такого, но он такой счастливый ходит, значит… Правда? А еще у него шрам полностью зажил, и очки стали другими.