Родители Юльки жили в Москве, там она закончила десятилетку и по путевке комсомола уехала на целину.
— Модная история, — пошутил я, — наверное, по конкурсу не прошла?
Как-то незаметно мы перешли на «ты».
— Нет, — улыбнулась Юлька, — школу я окончила с золотой медалью. Только вот, в какой институт поступить, так и не решила. Да и что я знала, живя под родительскими крылышками? Мечтала стать то артисткой, то журналистом…
— А теперь?
— Я уже подала в сельскохозяйственный институт на заочный факультет механизации.
— Не скучно здесь?
— Ой, нет. Здесь такой хороший народ собрался. Правда, — Юлька немножко помолчала и призналась со смущенной улыбкой: — По папе с мамой скучаю. Замечательные у меня старики. И по брату… по старшему брату. Олег пишет, что завидует мне, а я его жалею. Рано женился, и, кажется, неудачно. Не люблю его жену. Мещанка…
Да, тот вечер глубоко запал мне в сердце. Я понял, что Юлька мне нравится. Очень нравится.
Дела в бригаде налаживались. Ребята работали как черти, готовя комбайны к уборке. И только Василий Теплов сам не работал и другим мешал. Стоило ему появиться у какого-либо агрегата, как сразу устраивали перекур, сыпались шуточки, анекдоты. На это Теплов был мастер. Я махнул на него рукой — его время еще не пришло.
Но когда я увидел его стоящим около комбайна рядом с Юлькой, меня взорвало. Не замечая меня, они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. «Что же это такое? Еще вчера вечером она так плохо о нем отзывалась, а сейчас кокетничает?»
Не разбирая дороги, я побрел к вагончику. На глаза попался мотоцикл. Я вскочил на него и, с места набирая скорость, помчался по пыльной грейдерной дороге. «К черту, откажусь от всего!»
Я нырнул в лощину и на повороте чуть не упал, подняв облако пыли. Свернув в сторону, остановил мотоцикл и бросился на траву.
«А собственно, что случилось? — подумал я, успокаиваясь и закрывая глаза. — Что ты психуешь, Сергей Николаевич? Почему Юлька не может разговаривать с кем ей угодно? Уж не ревнуешь ли ты ее?»
Вдруг, завизжав тормозами, около меня остановился грузовик. С подножки соскочила Юлька и бросилась ко мне. Она упала на колени, обхватила меня за плечи и взволнованно спросила:
— Что с тобой? Ты расшибся?
Я приподнялся и с недоумением посмотрел на нее. А из кузова уже прыгали ребята и бежали к нам.
— Да ничего не случилось, просто прилег отдохнуть, подумать, — сказал я.
— Чертова Юлька, — проворчал Виктор, — такой переполох подняла!
Оказывается, Юлька, стоя на мостике комбайна, видела, как я спустился в лощину, как поднялось облачко пыли.
«Почему же он так долго не выезжает из лощины, — подумала она, — и почему не слышно мотора мотоцикла?»
И, уже не давая себе отчета, закричала:
— Ребята, бригадир расшибся!
Остальное было делом нескольких минут — завели машину, схватили санитарную сумку и помчались ко мне.
Я смотрел на встревоженные, разгоряченные лица ребят и девчат, и теплое чувство разливалось в груди, — значит, за это короткое время, что бригадирствую, я стал им дорог. Нет, никуда я не уйду от них.
«А Юлька? — подумал я. — Юлька как перепугалась! Неужели я ей не безразличен?».
Поискал глазами Юльку, но она уже с равнодушным видом шла к грузовику. Взобравшись в кузов, крикнула:
— Ну поехали, что ли! Работа не ждет!
«Нет, — усмехнулся я над своей радостной надеждой, — это, очевидно, простое человеческое чувство. Юлька так же волновалась бы, будь на моем месте любой».
Я встал и подошел к мотоциклу. Виктор, задержавшийся около меня, вдруг сказал, глядя куда-то в сторону:
— А Теплов за Ритой, нашей радисткой, приударяет.
— Ну и что?
— Так… ничего.
Я подозрительно посмотрел на Виктора, подумал: «Вот чертов парень, все-то он видит…»
Я завел мотоцикл, посадил на багажник Виктора и поехал на стан.
Привычный шум встретил нас. Стучали молотки, визжали напильники, громко переговаривались ребята. Да, дела в бригаде налаживались. Каждый вечер к нам приезжал Иван Петрович, проверял сделанное, советовал, учил. Учил он и меня: навез кучу учебников и придирчиво проверял — читаю ли я их.
Все было бы хорошо, если бы Василий Теплов не стал травить Костю Шилкина.
Набитый до отказа ожидающими, вокзал гудел словно улей. Станция была узловая — через нее поезда проходили во все концы страны.
Костя Шилкин бродил среди расположившихся на деревянных диванах, а то и просто на полу пассажиров. Уставший, голодный, он искоса поглядывал на них. А они занимались своими делами: кто спал, кто разговаривал с соседом, а кто, раздобыв кипятку, завтракал. Около таких Костя невольно замедлял шаг, чувствуя, как сосет под ложечкой — вот уже два дня он ничего не ел. Но, увидев, как настороженно они смотрят на него, на его грязный потрепанный костюм, проходил мимо.