Увидев группу наших военных моряков, Виталий Валентинович быстро пошел им навстречу. Нам было видно, как он о чем-то говорит им, возбужденно размахивая руками.
— Достал. Вот держи, — сказал он, вернувшись и протягивая мальчугану значок с изображением Ленина.
Тот обрадованно зажал его в кулачок, поклонился Виталию Валентиновичу и со всех ног кинулся к фуникулеру.
— Ах ты пострел, — растроганно проговорил Виталий Валентинович, довольный, что доставил мальчугану радость. Взглянув на часы, заторопился к фуникулеру: — Ну мне пора, скоро в парке концерт начнется.
— Время еще есть, — возразил Федор Петрович, — успеем. У меня другое предложение.
— Какое?
— На фуникулере мы уже катались. А отсюда давайте спустимся пешком, по дороге. Говорят, изумительно красиво.
— По дороге так по дороге, — охотно согласился Виталий Валентинович. — Только не будем мешкать и двинемся сразу.
Некоторое время мы шли молча. Дорога оказалась действительно красивой. Она петляла по склону горы, и отовсюду был виден город.
— А знаете, товарищи, — первым нарушил созерцательное молчание Федор Петрович, — недавно я, готовясь к поездке в Норвегию, прочитал в журнале об одном очень интересном факте. Вот послушайте.
Он достал из кармана пухлую записную книжку, полистал ее.
— «Весной тысяча девятьсот двадцать четвертого года советские рыбаки, промышлявшие в Баренцевом море, увидели странную льдину, — читал Федор Петрович. — Она медленно плыла навстречу кораблю. И сквозь утреннюю туманную дымку показалась огромная, знакомая фигура.
Порыв ветра разогнал туман, и изумленные рыбаки увидели гигантскую фигуру Ленина, высеченную изо льда.
Тогда никто из наших моряков, конечно, не знал, откуда взялась эта льдина, как она попала в океан, кто с таким искусством и любовью сделал ледяную статую Ленина. Лишь много позже стала известна история этого необыкновенного памятника.
Его сделали жители одной норвежской приморской деревни, среди которых были талантливые умельцы-скульпторы. Много дней трудились люди, высекая изо льда фигуру человека, ставшего близким и дорогим всем честным людям мира. Начали свою работу норвежцы в те дни, когда до деревни дошла весть о смерти Ильича, а закончили в начале весны и отправили ледяную глыбу в плавание.
Норвежцы знали, что течение перенесет льдину через морскую границу и ее обязательно увидят советские люди».
Федор Петрович захлопнул записную книжку и торжествующе посмотрел на нас:
— А? Каково?
— Замечательно, — согласился я. — Никогда об этом и не слышал.
— А я ведь, товарищи, — тихо и как-то задумчиво проговорил Виталий Валентинович, — Владимира Ильича в Смольном видел и говорил с ним. Был я тогда чуть побольше этого норвежского мальчугана…
— Витька! — закричал Мишок, вбегая во двор фабричного дома. — Давай сюда скорее!
Виталий, хмурый, надувшийся, сидел на крылечке и лениво тренькал на балалайке. Только что он получил трепку от матери.
— Не шляйся, не шляйся, — приговаривала она. — Не пропадай целыми днями…
Виталий, ловко увертываясь, избегал шлепков. Было не больно, но обидно: такие события… революция… а мать ругается, никуда не пускает.
— Сиди дома, — приказала мать, — чтобы со двора — ни ногой!
Захватив балалайку, огорченный Виталий поплелся во двор. Мать разрушила все планы. Еще вчера было договорился с ребятами идти к Смольному. И вот, надо ж…
Виталий в сердцах рванул струны, балалайка издала какой-то отчаянный, душераздирающий вопль.
— Побалуй, побалуй мне! — высунулась в окно мать. — Вот выйду, уши надеру. Будешь знать, как струны рвать.
Виталий даже головы не повернул, знал, что мать не выйдет, у нее по дому дел хватает.
А мысли бежали тоскливые, горькие: «Ребята, наверное, без меня к Смольному ушли. Мишок хвалиться будет, дразнить…»
И тут он заметил Мишку, но виду не подал, что обрадовался. Не поднимая головы, затренькал на балалайке: «Ах вы, сени, мои сени…»
— Ты что? Оглох? — остановился перед ним Мишок.
— А что? — лениво отозвался Виталий.
— Кричу, кричу, — сердито сказал Мишок. — А ты хоть бы что.
И заторопился, таинственно, с опаской поглядывая по сторонам, зашептал:
— Слышь-ка, чего я раздобыл. Отойдем в сторонку. Ахнешь!
Зайдя за помойку, Мишка с многозначительным видом запустил руку за пазуху и достал гранату.
— Во! Видал! — сказал он.
У Виталия загорелись глаза:
— У-у! Сила!
— Вот так кольцо сдернуть надо, — азартно зашептал Мишок, — и бросить. Как ахнет!