Усадив всех в кресла, Владимир Ильич прошел за стол.
— Значит, путиловцы, — не то спрашивая, не то утверждая, проговорил он, — хотят организовать детскую художественную студию.
— Точно так, Владимир Ильич, — подтвердил Фомин.
— Намерение хорошее, — сказал Ленин. — Прекрасное намерение. А что скажет об этом молодежь? Вам же учиться в студии, — он посмотрел на Виталия, на то, как тот сидел, прижимая к груди балалайку. — Замечательный инструмент. Всегда завидовал людям, умеющим на нем играть.
— Подумаешь, балалайка, — сказал Мишок. — Научиться на ней играть — пустое дело.
— Не скажите, — с улыбкой качнул головой Владимир Ильич. — Для этого способности нужны. Я вот сколько раз пытался, да ничего не выходит.
— Чего там! Да вас Витька за неделю научит, — не сдавался Мишок.
— Вот как? — приподнял брови Владимир Ильич. — Неужели он такой мастер?
— Еще какой! — с гордостью за друга заявил Мишок. — Как на двор выйдет да заиграет, все сбегаются слушать. Он и на гармошке может, и на гитаре. — И, повернувшись к дружку, потребовал: — Сыграй чего-нибудь, Витек.
Виталий в смущении глянул на Владимира Ильича. Ленин подбадривающе кивнул головой.
— Давай, Витек, шпарь, — поддержал друга и Мишок.
— Как, как? Шпарь? — засмеялся Владимир Ильич.
— Шпарь, наяривай, — подтвердил Мишок.
Фомин хотел было вмешаться и приструнить разошедшегося мальчишку, но Владимир Ильич легким жестом остановил его.
— Шпарить так шпарить, — с улыбкой сказал он. — Послушаем.
Виталий на мгновение задумался, и вдруг рука сама заходила по струнам. «Ах вы, сени, мои сени, сени новые мои» — лихо запела балалайка. Плотников в ужасе замахал руками, шепча:
— Что он играет, что он играет!
Виталий в растерянности остановился.
— Что же вы, молодой человек? — спросил Владимир Ильич.
Виталий, красный от смущении, молчал.
— Ему Михаил Александрович не велит эту песню играть, — пришел на выручку другу Мишок.
— Почему же? — улыбнулся Владимир Ильич. — Хорошая народная плясовая песня. Я с удовольствием ее послушаю.
Долго еще путиловцы были в кабинете у Владимира Ильича. Ленин расспрашивал о заводе, о настроении рабочих, о семьях. Много говорили и о детях.
— Это наша надежда, наше будущее, — задумчиво проговорил Владимир Ильич. — Им строить коммунизм. И очень хорошо, что вы сами, без подсказки сверху решили заняться их эстетическим воспитанием. Будущие строители коммунизма должны владеть не только точными науками и техникой, но и быть высококультурными, разносторонне развитыми людьми.
— А нам в наробразе говорят, чтобы подождали годок, — не вытерпел и пожаловался Фомин.
— Вон оно что? — удивился Владимир Ильич. — Какая близорукость! Путиловцы хотят создать свою трудовую интеллигенцию, а им говорят: «Подождите годок!» Никаких промедлений, студию надо организовать, и организовать немедленно.
Ленин потянулся к одному из стоявших на столе телефонов, снял трубку и попросил соединить его с наробразом.
— К вам придут путиловцы, сказал он, — дайте им все, что нужно.
— Вот так с легкой руки Владимира Ильича я и стал музыкантом, закончил свой рассказ Виталий Валентинович. — Студня была открыта через несколько дней. Нам подобрали особняк, достали инструменты. А потом она была преобразована в первую музыкальную школу Ленинграда.
Виталий Валентинович заторопился в парк, где должен был выступать флотский ансамбль песни и пляски, которым он уже много лет руководил.
Стемнело. На освещенной сцене военные моряки под аплодисменты бергенцев исполняли номер за номером. Русские песни сменялись норвежскими, советские — классикой. И конечно, было много плясок, лихих матросских плясок.
— Вы разбудили бергенцев, — сказал стоявший рядом со мной за кулисами норвежский журналист. — Известно, что они большие домоседы и вечером их трудно вытащить на улицу. А смотрите, что делается, — он показал на склон горы, заполненный сидящими и стоящими людьми. — Да здесь почти весь Берген собрался.
— Определенно, — решительно сказал другой журналист, — вы привезли с собой артистов Большого театра, переодев их в матросскую форму.
А я слушал концерт, все еще находясь под впечатлением рассказа Виталия Валентиновича.
— Кантата о Владимире Ильиче Ленине! — громко и торжественно объявил ведущий.
Я встрепенулся. Это была последняя работа Виталия Валентиновича, которую мне не удавалось послушать.
Как-то просто, задушевно заиграли оркестранты, запел солист. Слышались интонации старинных русских песен. Зрители затихли, а я подумал: «Какой большой жизненный путь у Виталия Валентиновича! Окончив музыкальную студию, он ушел в армию. И с тех пор связал свою жизнь с нею. Много песен и маршей Виталия Валентиновича приняли воины на вооружение. Он стал народным артистом СССР, одним из ведущих военных композиторов…»