— Тебе надо писать напоминания в календаре, — говорю я.
Она закатывает глаза к потолку и говорит:
— Это поможет только в том случае, если я не забуду заглянуть в календарь.
Это прозвучало так, как сказала бы моя шестидесятилетняя мать.
— А сколько тебе лет?
— Тринадцать. Это что, двадцать вопросов или что-то типа того?
— Мы только что познакомились, а сейчас ты сидишь здесь и требуешь, чтобы я занялась с тобой геометрией.
— Точно, давай начинать. Чем скорее мы начнем, тем скорее закончим. Вот лист с заданиями.
Пайпер передает мне лист бумаги. Слава Богу, это всего лишь один лист. С математическими задачками. Часть меня задается вопросом, действительно ли на самом деле происходит эта сюрреалистическая ситуация. Я сижу здесь с тринадцатилетней девчонкой, которая только что ворвалась в мой дом и потребовала от меня сделать домашку по математике. И я не выгнал ее.
Она просто слишком очаровательна.
Мой iPad лежит на краю стола, но я не хочу использовать его, чтобы помочь нам решить задачи, на случай, если на экране вдруг появится что-то неуместное. Этот ребенок никогда и ни за что не должен узнать, кто я и чем зарабатываю на жизнь.
— А что тебе нужно сделать? — спрашиваю я, просматривая вопросы в поисках хоть какой-то подсказки.
— Какой у тебя пароль от wi-fi? Я погуглю на своем телефоне, как это решить, — говорит она. Точнее сказать, требуя. Я повинуюсь и даю ей пароль.
Мы вместе работаем над этой задачей. Как только мы выяснили как решается первая задача, решение остальных не занимает много времени.
Записав ответ на последний вопрос, Пайпер кладет карандаш на стол и говорит:
— Ну вот, было не так уж и сложно, правда?
Я не могу удержаться от смеха.
— Думаю, да, — говорю я, и это больше похоже на поощрение, чем я предполагала.
— Давай посмотрим телевизор. У тебя есть Netflix?
— Естественно, — говорю я и тут же удивляюсь, почему я так защищаюсь.
— Ты замужем?
— А что случилось с Netflix?
— Просто спрашиваю. Но я приму это как «нет». У тебя есть парень или ты одна?
— Нет, у меня нет парня. А у тебя?
— Я ведь уже говорила, что мне тринадцать, верно? У многих ли людей моего возраста есть бойфренды?
— А, точно.
— У многих людей в восьмом классе есть бойфренды?
Я надеялась, что она забудет, что спрашивала меня.
— Понятия не имею.
Я на самом деле совершенно не имею понятия.
— Цифры, — говорит она, склонив голову набок, и мне хочется рассказать ей, кто я и чем занимаюсь. Я бы не стала, конечно, она слишком молода. Хотя она и кажется более взрослой, чем я.
— Когда я училась в средней школе, ни у кого из моих подруг не было парней. А если и были, то это были друзья, оказавшиеся мальчиками.
— Но это было очень, очень давно.
— Я не старая, чтобы ты знала. Мне всего тридцать один год.
— Это значит, что тебе было тринадцать лет восемнадцать лет назад. Восемнадцать лет. Это почти в два раза больше, чем я прожила на свете!
Я не знаю, что на это сказать. Такое ощущение, что это было не восемнадцать лет назад. А восемнадцать лет — это много или мало? Насколько другими сейчас стали дети? Насколько они отличаются от нас в их возрасте?
— Лучше иметь тысячу долларов или спасти случайную тысячу человек во Второй мировой войне? — внезапно спрашивает Пайпер.
Я вырываюсь из размышлений о том, как быстро летит время, и сосредотачиваюсь на ее новом, случайном вопросе.
— Люди. Одна тысяча человек стоит намного больше тысячи долларов.
— Но ты не можешь выбрать, какие именно это будут люди, так что ты могла бы спасти Гитлера и его друзей. Ты просто не знаешь, — говорит она, разведя руки в стороны и пожимая плечами.
— Оу, — говорю я и снова обдумываю этот вопрос.
— Я бы выбрала деньги, потому что ты можешь взять деньги и с их помощью помочь этим людям.
— Я не уверена, что тысячи баксов намного хватит.
— Но если бы Вторая Мировая война только закончилась, то это были бы большие деньги.
Мне ни за что не выиграть этот спор. Я улыбаюсь и говорю:
— Да, ты права. Если бы Вторая Мировая война только закончилась, я бы взяла деньги.
Пайпер выглядит удовлетворенной моим ответом. Может, потому что она заставила меня согласиться с ней.
Кто-то колотит в мою дверь. Дверного звонка было бы достаточно. Я смотрю на часы, сейчас половина восьмого.
— Это мой папа, — говорит Пайпер и вскакивает на ноги.
Мы с Пайпер добираемся до двери одновременно. Моя рука тянется к дверной ручке первой, но ее ладонь оказывается поверх моей, и она не убирает ее.