Поэтому мне нелегко его выговорить.
Думаю, мой ответ был бы другим, не доведись мне пережить «Комнату отмены». Но я ее пережил. Я испытал на себе этот мир, похожий на вечность. Поэтому я не могу думать иначе. Неизменные чувства –
— …Таких не бывает, мне кажется.
Моги-сан стоически слушает мой ответ.
Затем она улыбается.
— Да, я тоже так считаю.
Не подумавши, я заглядываю ей в глаза. Она словно ждала этого; по-прежнему с улыбкой на лице продолжает:
— Мои чувства к тебе все время менялись. Ты перестал быть для меня дорог. Ты начал меня раздражать. Я ненавидела тебя, я считала тебя занозой. Один раз я даже собиралась убить тебя. Но знаешь? Это все значит, что я полагалась на тебя все это время. Потому что я всегда верила, что ты спасешь меня отсюда. Всегда, всегда… Я просто не могла тебя игнорировать. Я знаю, это худшее, самое эгоистичное чувство, какое только может быть. Но знаешь? Я ничего не могла поделать. Хотя и знала, что я эгоистка. Я знаю, как называется это чувство. Даже если ты не веришь в неизменные чувства, пожалуйста, поверь в одно это. Все то время, что я провела в «Комнате отмены»…
Моги-сан обнимает меня, очень скованно.
И дает мне то, что прятала за спиной.
Ее губы дрожат возле самого моего уха.
— …я любила тебя, Кадзу-кун.
Ее губы приближаются к моим. Но когда они вот-вот уже должны соприкоснуться, она замирает. Постояв так чуть-чуть, она мирно отодвигается, так и не поцеловав меня.
Я хотел было спросить, почему она остановилась, но решил, что не стоит.
Из-за того, что она мне передала.
— А…
В руках у меня — причина, почему она ничего не могла сделать.
Я все понял и закусил губу.
Это не совсем то, чего я ожидал.
Это умайбо.
Это-то я ждал. Но только это не мое любимое, со вкусом кукурузного супа. Оно со вкусом Тэрияки-бургера. Такое я люблю меньше всего. Более того…
…это то самое, которым Моги-сан угостила меня изначально.
Почему Моги-сан обняла меня так скованно? Почему не поцеловала?
Это не было признание той Касуми Моги, которая уже признавалась мне бессчетное число раз, которая уже целовалась со мной, которая уже пережила «Комнату отмены».
Это было первое признание Касуми Моги, когда по ней еще не проехалась «Комната отмены», когда она могла звать меня только «Хосино-кун».
«Я хочу заново прожить второе марта».
Величайшее сожаление, которое она испытала в тот день.
И вот сейчас она все исправила.
Значит — мне надо ответить так, словно сейчас настоящее 2 марта?..
Я смотрю на Моги-сан.
Моги-сан мягко улыбается. Она ждет с этой мягкой улыбкой на губах, зная уже, что я отвечу.
— Это…
Это слишком жестоко!
Я не хочу такое произносить.
В смысле, я же любил Моги-сан. Даже если эти чувства мне внушил «0», сами они не были фальшивыми.
Почему же у меня нет выбора, кроме как произнести слова, которые причинят ей боль?
Ааа, ну конечно.
Я «отменил» эту «шкатулку». Я отверг желание Моги-сан. Я собираюсь дать ей погибнуть в аварии. Я не имею права говорить ей добрые слова.
Я раскрываю рот.
И все же выговорить это довольно трудно. Я колеблюсь, открываю и закрываю рот; потом вдруг ощущаю на языке какую-то соленую жидкость и вздрагиваю.
Не могу придумать, какие еще слова можно ей сказать.
— Пожалуйста, подожди до завтра.
Моги-сан печально опускает глаза.
Конечно, от этих слов ей больно. И все же — ее лицо меняется почти мгновенно. Она говорит мне:
— Спасибо.
…с улыбкой.
С улыбкой, идущей от самого ее сердца.
Аах…
Увидев эту улыбку, я наконец вспомнил.
Старый наш разговор.
Разговор, который влюбил меня в нее.
Разговор, послуживший толчком к нашей эфемерной любви.
Драгоценное воспоминание.
«Хосино-кун. Могу ли я попросить тебя звать меня Касуми?..»
«Э? Ч-чего это, так вдруг?»
«Может быть, тебе кажется, что это вдруг, но, знаешь, я все время хотела, чтобы ты так ко мне обращался».
«Вот… как».
«Ну… тебе это нормально?»
«Н-нормально…»
«И, и еще, это, в общем… можно я буду тебя звать „Кадзу-кун“?»
«Эээ… ну да, я не против».
«Л-ладно, попробуй меня позвать».
«…Касуми».
«…Пожалуйста, еще раз скажи».
«Касуми».
«…Спасибо».
«Уаа!.. Ч-чего ты плачешь?!.»
«Мм? Я плачу?»
«Еще как!..»
«Это… это из-за того, что я так счастлива, Кадзу-кун».
И К а с у м и рассмеялась, все еще со слезами в глазах.
Я никогда раньше не видел подобной улыбки.