«Тодзи Кидзима», мой лучший друг.
Тодзи был невероятно любопытен; его глаза начинали блестеть всякий раз, когда он натыкался на что-то новое для себя. За ее прибабахами он всегда следил сияющим взглядом. Наверно, для Тодзи было вполне естественным, что его к ней тянуло.
Янаги-сан отшивала его в первые разы, когда он ей признавался. Но, по правде говоря, она, наверно, нуждалась в ком-то, кому она была бы небезразлична. В конце концов, она приняла признание Тодзи, и они стали встречаться.
И как только они стали встречаться, она показала свою истинную натуру.
Натуру очень одинокого человека.
Она зависела от Тодзи. Зависела настолько, что это было уже ненормально. Она не отходила от него ни на шаг, она угрожала другим девушкам, которые подходили слишком близко. По желанию Тодзи она вернула волосам естественный черный цвет, стала носить нормальные юбки и закопала сигареты в саду.
Тодзи был для Янаги-сан всем.
Поэтому для нее было невыносимо, когда он, ее всё, не полностью соответствовал ее ожиданиям – даже если это были просто какие-то слова или манеры, которые ей не нравились. Даже крохотные разочарования становились для нее громадными трагедиями. Настолько, что иногда она пыталась вскрыть себе вены на запястьях.
Единственным, кто мог выслушивать ее стенания, был я.
Ее звонки всегда начинались с плача. Частенько она уводила меня в безлюдные места и рыдала там.
Сперва я всего лишь слушал, что она мне говорила. Но постепенно она стала требовать от меня более существенных утешений. Она требовала, чтобы я гладил ее по голове, чтобы я обнимал ее, чтобы я спал рядом с ней, чтобы я пил ее слезы. Помню, она говорила какие-то глупости вроде того, что она успокаивается, глядя на мое лицо, когда я слизываю слезы у нее со щек, хотя одновременно она при этом чувствует вину перед Тодзи.
Да, она зависела и от меня тоже.
Честно говоря, это было утомительно. Иногда я просто не отвечал на ее звонки, потому что уставал от нее.
Если даже я чувствовал себя так, то что говорить о Тодзи – он устал от нее куда быстрее.
Несколько раз они говорили о разрыве и в конце концов таки разошлись.
С того дня она ко мне просто прилепилась. В мире полно людей, которые за всю жизнь ни разу не пробовали на вкус слезы других; я же этой соли напробовался до такой степени, что меня начало тошнить. Я терпел, потому что знал – больше ей опереться не на кого.
Но и я был на пределе. Из-за постоянного стресса у меня начал болеть живот. Я потерял аппетит. Мне надоело до чертиков – с какой радости я должен утешать девчонку, с которой мы даже не встречаемся?
И поэтому однажды я сказал ей:
– Я не могу больше терпеть твое общество.
Она не поняла.
Я постепенно начал использовать все более грубые слова, чтобы до нее дошло наконец, чего я хочу.
Я не могу больше терпеть твое общество, ты меня раздражаешь! Ты думаешь только о себе! Кончай уже! Тодзи бросил тебя, потому что тебе наплевать на чувства других! Я не хочу больше, не ходи за мной больше, ты, двинутая –
И в тот же день, когда я ее так назвал, – Я н а г и - с а н и Т о д з и и с ч е з л и.
Одноклассники, которые знали только, что они любовники, решили, что они вдвоем сбежали, но я-то знал, что это не так.
Так почему же эти двое исчезли одновременно?
Это же очевидно. Янаги-сан, в отчаянии от моего предательства, уволокла за собой Тодзи. И – сделала так, чтобы он не вернулся.
Я клял себя. Это все моя вина. Потому что я не сумел поддержать ее. Потому что я отбросил ее, хотя был единственным, на кого она могла опереться.
Но еще больше, чем чувство вины, мое сердце заполнило чувство пустоты.
Все, чем я занимался, стало пресным. Рутина, безвкусная, как жвачка, которую жевали три дня подряд. Не хватало. Миру не хватало вкуса.
Не хватало того резкого, соленого вкуса.
Жестоко! Я же не думал, что ты исчезнешь всего лишь из-за тех слов! Я думал, ты будешь по-прежнему опираться на меня! Заставить меня ощутить этот вкус, а потом взять и исчезнуть – это… это просто безответственно!
Почему… почему Тодзи?
Если бы это был я, я отдал бы тебе все. Хотя я и так отдал тебе почти все.