И я продолжаю:
– Оно называется «человек видит только себя».
– …
– И так легко предсказать, что будет дальше! Сперва ты будешь выбирать грешников, с уничтожением которых все будут более-менее соглашаться. Но это только вначале. Ты о себе настолько высокого мнения, что очень быстро сорвешься с резьбы. Постепенно ты начнешь выбирать людей, которые попадают, так сказать, в серую область. Ты будешь падать ниже и ниже; в конце концов ты начнешь превращать в «людей-собак» тех, кто всего-навсего путается у тебя под ногами. А может, уже поздно? Ты ведь и сейчас собираешься раздавить нас с Марией просто потому, что мы у тебя на пути.
Чем дольше я говорю, тем сильнее во мне растет раздражение.
Почему Ироха-сан и Дайя не понимают таких простых вещей, они же вроде как очень умные? Может, они не способны представить себе исход, который я сейчас обрисовал?
– То, что ты делаешь, – это ни разу не правосудие и не очищение мира; это убийство. И ты, и Дайя – вы оба свихнулись от чувства власти, которую вам дает «шкатулка», и сами теперь совершаете грехи. То, к чему вы стремитесь, – все те же массовые убийства, которых и так полно в человеческой истории. Вы не устраиваете революцию – вы просто делаете еще одну громадную, непростительную ошибку.
Я шагаю к молчащей Ирохе-сан.
– Поэтому я остановлю вас.
Я встаю так, чтобы нож был совсем рядом.
– …
Кажется, мои слова Ироху-сан несколько смутили.
То, что я сказал, – чистая правда, и она должна это осознавать.
Но все же она отвечает:
– …Почему ты делаешь такое лицо?
– …Лицо?
– Ну да, твое лицо! Ты своими словами борешься со мной, пытаешься загнать меня в угол, – с горечью в голосе произносит она, – но почему ты при этом так ласково улыбаешься?
Я на автомате тянусь руками к лицу.
– Ты не должен был бы так улыбаться. Более того – нормальный человек не мог бы сказать то, что ты сейчас сказал.
– …Я не сказал ничего странного и глупого!
– Да, не сказал. Но н о р м а л ь н ы й ч е л о в е к н е с п о с о б е н с у д и т ь т а к о б ъ е к т и в н о в т а к о й с и т у а ц и и. Е с л и д е в у ш к у, к о т о р у ю т ы л ю б и ш ь, п о х и т и л и, в н о р м е т ы в ы х о д и ш ь и з с е б я и н е м о ж е ш ь с о б и р а т ь т а к и е с л о ж н ы е л о г и ч е с к и е к о н с т р у к ц и и.
– Ты хочешь сказать, что мне следует быть более эмоциональным?
– Я не говорю ни про эмоции, ни про рассудок. Твое поведение вообще на другом уровне. Нормальный человек так не может. Просто… не может…
На ее лице сейчас видно замешательство пополам со страхом.
– Откуда…
И с этим выражением лица она спрашивает:
– О т к у д а т ы н а б л ю д а е ш ь з а м и р о м?
Совершенно без понятия, что она имеет в виду.
Но Дайя как-то раз сказал мне такую же загадочную фразу. Он сказал, что я парю, или типа того. Возможно, ее вопрос означает что-то подобное.
Аах… сдается мне, я и правда не вполне нормальный. Я продолжаю это отрицать, но, похоже, пора признать очевидное.
Если попытаться честно описать словами, что со мной, получится еще более непонятно, но я все-таки попробую:
В о м н е с л и ш к о м м а л о «с е б я».
– …Достаточно, Кадзуки-кун. Все это уже не имеет значения. Я не остановлюсь.
– Но ты же со мной согласилась?
– В твоих словах есть смысл. Думаю, мы действительно слегка зазнались, и мы несовершенны, и мы иногда совершаем ошибки. Но все это не повод останавливаться. Мы не должны сдаваться из-за таких мелочей. Мы не должны сдаваться реальности и принимать зло человечества как неизбежную данность. Мы не должны оставаться беззащитными. Я на это не соглашусь. Но спасибо за критику – я приму ее во внимание и буду думать, прежде чем убить кого-то!
– От того, что ты «будешь думать», твои поступки не станут правильными!
– Говори что хочешь, но я не считаю этот метод порочным по сути.
Ее глаза подернулись пеленой безумия, и она продолжила:
– И поэтому я не остановлюсь. И я не передумаю насчет Отонаси-сан.
Эх. Вот к чему все в итоге пришло.
Тихий вздох срывается у меня с губ.
– И что означает этот вздох? Ты наконец-то сдался? Мне удалось тебя сломать?
– Да, я сдаюсь!
Сдаюсь – прекращаю искать, как решить проблему, не убивая тебя.