«Думаю, ты сумеешь меня выручить, – отчаянно говорю я. – Может, тебе удастся найти решение для Кири где-то в этих повторах».
Да не существует же решения!
Я-на-экране такой идиот, что я готов орать во всю мощь своих легких – если бы только мой голос его достиг. Просто невероятно, каким я был бесхребетным.
Но ответ Отонаси – такой же невероятно легкомысленный. Наша проблема и сейчас не решена, так что я знаю – она так ничего и не придумала.
И все-таки она сказала:
«Ясно. Я найду решение».
Следующая сцена – 2 марта 1539 повтора. Три повтора спустя. Отонаси заявляет:
«Я нашла решение».
О чем это она? Нет же решения. …Не может быть решения.
«Точнее, я узнала, что будет лучше всего для Кирино».
«Лучше всего… и что это?»
Как ни стыдно это признавать, но я-на-экране не может скрыть возбуждения.
Видимо, я был настолько глуп, что позволил пробудиться надежде. Я понадеялся, что действительно есть какое-то решение, которое я сам проглядел.
Но Отонаси сказала лишь:
«Оставь ее в покое».
Нечего и говорить, как меня разочаровал этот ответ. Даже разозлил.
«Не вешай лапшу! Кто тогда ее спасет? Или ты хочешь сказать, что с Кири уже все в порядке?»
«…Нет, у Кирино очень глубокие раны. Боюсь, они никогда уже не затянутся».
«Тогда какого черта ты говоришь, чтобы я ее оставил?!»
«Потому что ее не спасти никому».
«Что ты сказала?!»
«Настолько глубокие у нее раны. Ты же не можешь отрастить оторванную руку, верно? Подобные раны не из тех, что можно залечить».
«Кончай тут умничать! Ты уже махнула на все рукой, потому что потратила впустую столько времени в "Комнате отмены"? Если тебе оторвало руку, ты можешь сделать операцию и заменить ее протезом, понятно?»
«Может, кто-то и способен сделать для нее что-то подобное. Это не залечит ее раны, но заметно облегчит боль. Однако ты, Омине, сделать этого не сможешь».
«Почему?! И кто сможет, если не я?!»
«Ты и сам должен был уже понять, – Отонаси горестно кривит губы. – Ты сам делаешь ей хуже».
Я-на-экране молчит.
«Из-за тебя Кирино хочет стать такой, какой была раньше. Она не принимает протеза, хоть он и может ей помочь, – потому что, если она смирится с протезом, она уже никогда не будет прежней собой. Самим присутствием рядом с ней ты не даешь ей идти вперед».
Да, я знаю. И тот бесхребетный я тоже должен был бы знать, если бы он был честен с собой.
«Разве ты до сих пор не понял? И все-таки ты… да нет – думаю, именно поэтому. Именно потому, что ты понял, ты и ищешь, как ей помочь. Верно, оставить ее в покое – не идеальное решение; если ты, человек, который понимает ее лучше всего, оставит ее, то ее проблемы только усилятся. И тем не менее я пришла к выводу, что ваше с ней расставание – лучший выход. Так что ты ничего не можешь сделать для Кирино, кроме как порвать с ней все отношения».
«Если я это сделаю, она будет страдать и, возможно, совершит ошибку, от которой ей станет еще больнее. Она может угодить в порочный круг. И все равно ты говоришь мне, чтобы я с ней расстался?»
«Да».
«Ты что, идиота из меня делаешь?»
«Нет. Если ты уйдешь, она может угодить в порочный круг страдания, но если ты останешься, она наверняка угодит. И это еще не все. Если ты не уйдешь, не только она увязнет в страдании, но и твои собственные раны быстро станут смертельными».
«Что будет со мной, никакого значения не имеет!»
«Дурак! Еще как имеет! – ее неожиданный взрыв застал меня врасплох – это так непохоже на ее обычную холодную манеру держаться. – Ты что, хочешь стать таким, как я?»
Это был ее безмолвный вопль.
Теперь-то я понимаю, что он означает.
Сейчас я уверенными шагами направляюсь к собственной гибели. И я уверен – то же относится к Отонаси. Если подумать, все отлично сходится: до сих пор все до единого ее поступки несли в себе лишь самопожертвование. Она живет ради чего угодно, только не ради себя.
Она считает, что одного человека, выбравшего такое существование, вполне достаточно, и этот человек – она.
Но я никак не могу принять подобное от непонятной девчонки, которая только что к нам перевелась. Может, мы и были партнерами по предыдущим 2 марта, но я все равно этого не помню.