– …Я выслушал тебя. Ты больше не можешь без «шкатулки». Если ты ее потеряешь, в твоем сердце навсегда останется глубокая рана.
– …Да. Поэтому, пожалуйста, верни ее мне. Я сделаю все, что ты скажешь…
От вида рыдающей Ирохи-сан мне грустно. Я подношу руку со «шкатулкой» к ее лицу.
Она, похоже, была уверена, что я не соглашусь вернуть ей «шкатулку» с такой легкостью, и смотрит на меня изумленно. Она смотрит на мою мягкую улыбку, на «шкатулку» прямо перед глазами, и на ее лице проступает облегчение.
– Сп-пасибо… – благодарит она и тянется к «шкатулке» жадными руками.
– «Спасибо»? – я склоняю голову набок. – Несмотря на мои слова, что я тебя сейчас смертельно раню?
– Э?
– Неужели ты могла подумать, что я верну ее тебе? – и я сжимаю «шкатулку».
Черная жидкость брызжет между пальцами, будто я раздавил какое-то гигантское насекомое. Она заливает мою руку и лицо Ирохи-сан.
Ироха-сан застывает, словно время останавливается; а на нее все льется душ из останков ее собственной «шкатулки».
Она прикасается к лицу, вновь и вновь проводит по нему пальцами, пытаясь постичь, что только что произошло. Опять и опять ее дрожащие пальцы убеждаются, что «шкатулке» конец, и в то же время она все не может в это поверить, хотя все так наглядно.
– Уу, а –
И вот наконец она принимает правду.
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
То ли уничтожение «шкатулки» непосредственно подействовало на ее тело, то ли чисто от шока – так или иначе, глаза Ирохи-сан закатываются, и она падает в обморок.
– Уфф, – вздыхаю я, глядя на нее.
Нытье, мольба?
Ты что, издеваешься?
Я и ожидал, что все так будет. Я даже ожидал, что мне будет грустно смотреть, как она передо мной унижается. Так что если и есть способ тронуть мое сердце и убедить меня не уничтожать ее «шкатулку», то уж точно не мольбами и не взыванием к моему милосердию. Ей следовало бы, несмотря на отчаяние и безнадежность своего положения, упорно держаться своих идеалов и давить на меня своей железной волей.
Будь Ироха-сан в нормальном состоянии, она бы ровно так и поступила; быть может, она и убедила бы меня изменить мнение насчет «шкатулки».
Но она не смогла. Прежняя Ироха-сан ни за что не встала бы передо мной на колени и не вырубилась бы. Она утратила чувство себя настолько пОлно, что это даже смешно.
Не доказывает ли это, что она танцевала под дудку собственной «шкатулки» и что от этого ей лишь хуже стало?
Вот почему я показал ей уничтожение «шкатулки» в таких подробностях. Я наглядно показал ей, что ей никогда больше не получить «шкатулку» обратно.
Понятия не имею, сможет ли она теперь оправиться; честно говоря, шансы, по-моему, невелики. Но это лучше, чем позволить ей заполучить новую «шкатулку» и продолжить совершать ошибки. Это намного лучше, чем позволить ей и дальше ранить других из-за своих сраных убеждений. Ирохе-сан придется смириться с жизнью без «шкатулок».
А если не сможешь, Ироха-сан, то иди и прыгни в огонь. Сдохни и не путайся у меня на пути.
– Теперь очевидно, – говорит «О», пока я гляжу сверху вниз на Ироху-сан. – Ты действительно под воздействием «Ущербного блаженства». И ты заполучил силу «рыцаря».
– Похоже на то, – отвечаю я и перевожу взгляд на «О».
Сейчас на этом суперкрасивом лице вовсе не то выражение спокойствия, к какому я привык. Его лицо пустое, как у куклы. И, подобно тому, как слишком искусно сделанная кукла скорее отвратительна, чем красива, пустое лицо этой девушки вызывает во мне чувство омерзения.
Ах… ну конечно.
На уровне подсознания я всегда видел его… нет, ее истинную натуру; потому-то она и была мне так отвратительна.
Точно. Я вдруг вспомнил. Когда я впервые увидел ее – в том месте, которое помню лишь когда сплю, – она выглядела в точности так же, как сейчас.
Так выглядит «О» на самом деле.
Такое лицо она показывает, когда принимает свой истинный облик.
Это означает, что она наконец решила противостоять мне лицом к лицу.
– Кадзуки-кун. Я как-то говорила тебе, что наши цели совпадают. Но это утверждение с одной стороны верное, а с другой нет. Мы оба действуем и существуем ради Марии Отонаси. В этом отношении мы с тобой одинаковые. Но я существую во имя исполнения ее «желания», а ты – во имя его уничтожения. Наши действия равно основываются на ее существовании, но наши роли строго противоположны. Какой стыд – я ведь по-прежнему считаю, что мы похожи. Мне придется подавить в себе это чувство общности. Потому что мы с тобой –