Мы должны избегать [рабов] Дайи.
Все еще не представляя, что делать дальше, мы выбираемся из-под моста, чтобы не наткнуться на [рабов]. Оставаться здесь – плохая идея.
Ироху-сан мы оставили – у нас не было выбора. Конечно, мы не хотели, но, если бы мы потащили ее домой, фальшивая кровь вызвала бы слишком сильные подозрения; вдобавок мы потеряли бы драгоценное время. Жаль, что я вынужден так поступить; но ей всего два часа предстоит продержаться, а потом мы закончим эту битву.
Внезапно Харуаки произносит неуверенным тоном:
– …Эмм, Хосии, не уверен, что это стоит говорить, но…
– Мм? Что такое?
– У тебя сейчас такой страшный вид! Похоже, Дайя тебя серьезно достал, да? Оставить семпая под мостом логично, конечно, но ты с таким безразличным видом это сделал…
– Э?
Правда?
Я и не заметил… но, сдается мне, он прав. Что-то сейчас со мной явно не так – особенно если учесть, что я только что про себя обозвал Дайю слепым ублюдком.
– Наверно, ничего удивительного, что ты малость не в себе от того, что он украл у тебя Марию-тян, но если ты не успокоишься, то окончательно «поплывешь», нет?
– Да.
Успокойся, Кадзуки. Успокойся и придумай, как вернуть Марию.
– И, честно говоря, я по-прежнему хочу помочь Дайяну… хотя и знаю, что это будет непросто.
По правде сказать, спасение Дайи начисто вылетело у меня из головы. У меня все вылетело из головы, кроме Марии.
– …Угу.
Конечно, я тоже хочу спасти Дайю, если только это возможно, но при каждой мысли о Марии я невольно злюсь на него. И я не могу заставить себя не думать, что дешевая жалость мне будет только мешать.
С другой стороны – если я буду избегать думать о Дайе, это может закончиться моим поражением. Но да… прямо сейчас мне лучше бы подумать о чем-нибудь другом, о чем-то, что позволит забыть мою злость. И это будет –
– …Коконе.
Да.
В таком случае первое, что приходит в голову, – Коконе Кирино.
Два дня назад, вечером 9 сентября, Коконе пригласила меня к себе в комнату.
Я там был впервые. Комната была обставлена в темных тонах и выглядела нарочито стильной. Однако на меня она произвела странное впечатление. Какая-то непоследовательность здесь чувствовалась; стиль выглядел ненатуральным. В общем, эта комната и Коконе не сочетались друг с другом. Я чувствовал какую-то искусственную необходимость, которая заставляла ее жить в такой комнате.
Ну, поневоле так подумаешь, если знаешь, что я сделал с Коконе.
Эта комната олицетворяет ее трансформацию.
И нужна она, чтобы – забыть Дайю.
– …Не нужно больше скрывать. Расскажи мне, что случилось с Дайей.
Коконе решила прекратить делать вид, что Дайи нет и не было никогда.
Первое, что я подумал, услышав это, было:
Слава богу.
Я все равно собирался рассказать ей про Дайю. Нет… у меня просто не было иного выхода. Пренебрегать Коконе или держать ее в неведении – в моем сражении с Дайей это просто недопустимо.
Так что я был признателен ей, что она собралась с мыслями и приготовилась сама, без посторонней помощи. Ведь мой предстоящий рассказ – на грустную тему; лично я бы предпочел об этом молчать.
…Ошибка, которую Дайя совершил в прошлом.
…Боль, от которой Дайя страдает в настоящем.
…Трагический конец, который ждет Дайю в будущем.
Это знание наверняка заставит ее винить себя.
Это знание наверняка расстроит ее.
Это знание наверняка будет терзать ее.
Но все равно я ей рассказал.
Я рассказал ей про Дайю все.
Коконе лишилась дара речи.
Когда я закончил свое объяснение, она молча стояла и смотрела в стену за моей спиной с совершенно ошеломленным видом.
Ничего не делала, лишь глубоко дышала. И я счел правильным уйти.
На следующий день она снова сказала мне прийти к ней. Когда мы здоровались, я заметил, что ее веки набрякли, но в остальном она выглядела как обычно.
Однако едва я закрыл дверь в ее комнату, Коконе принялась расстегивать блузку.
Это было так неожиданно, что я даже не смог правильно среагировать. Мне бы отвернуться, а я просто тупо стоял и смотрел.
С абсолютно непроницаемым лицом она сняла выше пояса все, кроме лифчика. Потом развернулась ко мне спиной.
– Смотри!
Я едва не спросил, на что именно мне предлагается смотреть.
Но заметил и без посторонней помощи.
Сперва я увидел отметину чуть ниже застежки лифчика.
Это был ожог – судя по всему, от прижатой к голой коже сигареты. И не один; по всей спине было столько темных, злых ожогов, словно кто-то выбросил здоровенное мусорное ведро на снежное поле.