– Мне нет прощения. Вот почему –
Но, э? Как вообще человеческое существо может жить так?
Нет… я понимаю.
И м е н н о п о э т о м у.
– Именно поэтому – я не могу жить как человек.
Именно поэтому она смогла стать «Аей Отонаси».
Она постоянно осознает, что она грешница. Отказываясь забыть свой грех, она постоянно наказывает себя.
Вот это – этичный способ наказания за грех.
Но это и отбросило все то, что было в ней человеческого, и превратило ее в «шкатулку» – в «Аю Отонаси».
Агрессивно подавляя истинную себя, она может сосредоточиться на одном-единственном «желании». Она может посвятить всю себя одной-единственной цели.
Во имя счастья всех остальных.
Она внушает уважение, зависть, восторг, благоговение.
Она живое воплощение печального исхода, который ожидает истинного «владельца» в конце пути.
Но именно поэтому не существует никого, кто бы лучше подходил для передачи моей силы.
Ая Отонаси.
Пожалуйста, живи во имя нашего «желания».
Прости, Кадзу, но я категорически отказываюсь вернуть тебе «Марию Отонаси».
Я категорически отказываюсь позволить тебе раздавить наше «желание».
– Я даю тебе свою силу. Я даю тебе все «тени греха», которыми владею.
То, что я отдаю ей «тени греха», на меня никак не действует. Я по-прежнему могу управлять своими [рабами].
Моя миссия, однако, изменилась.
Задача номер один – избавиться от Кадзуки Хосино, имеющего на нее большее влияние, чем кто-либо другой, и вдобавок обладающего силой уничтожать «шкатулки». Я должен помогать ей жить ради нашего «желания».
– Ты готова? – спрашиваю я, но Ая не обращает на меня внимания. Она смотрит прямо перед собой.
– Я всегда пыталась представить, – шепчет она, – как я могу сделать людей счастливыми, какая «шкатулка» мне для этого понадобится. Счастье – это ведь не то, что я могу создать и скинуть на них. И оно не получится, если дать им жить в раю и освободить от печалей и забот. В конце концов я пришла к выводу, что безущербное блаженство возможно лишь, если ты четко представляешь себе свою собственную форму счастья и идешь к ней, – она бессильно сжимает кулак и произносит с чувством: – Все, что мне было нужно, – сила направлять людей. Не могу поверить, что мне пришлось всего лишь чуть изменить угол зрения, чтобы это понять.
Наконец она поднимает на меня глаза.
– Омине. Я раньше не думала особо над тем, что мы с тобой смотрим в одну сторону, но мое мнение изменилось. Ты научил меня, что такие чудеса возможны… ясно, вот что значит «быть родственными душами».
– Родственные души… да, – отвечаю я и передаю ей «тени греха».
Если вспомнить – когда я дал Синдо несколько «теней греха», мне в голову пришла мысль: лишь истинно сильная натура сможет спокойно впитать чужие «тени греха»; хотя если бы так вышло, это поколебало бы мою уверенность, что я гожусь на роль короля.
– …Хм.
Ая Отонаси с легкостью проглатывает 998 «теней греха».
Так она становится [повелителем] и, как я и планировал изначально, моим 999-м [рабом].
– Омине, – произносит новоиспеченный «владелец» «Тени греха и возмездия». – Спасибо тебе.
Однако ни намека на радость не появляется на ее роботоподобном лице.
Периодически хватаясь за спинки кресел, я с трудом преодолеваю путь до собственного места.
Бессилие тут же набрасывается на меня, повисает тяжким грузом на плечах, высасывает волю двигаться.
Однако отключать голову пока что нельзя.
Теперь, когда Ая стала [рабом], осталось преодолеть лишь одно препятствие, чтобы мои условия победы были достигнуты.
Необходимо доставить сюда Кири – «владельца» «Кинотеатра гибели желаний».
Когда она окажется здесь, я просто пригрожу Кадзу и заставлю его раздавить ее «шкатулку».
«Коконе, я люблю тебя!»
Мой голос звучит из динамиков, я просто не могу не среагировать.
Я уже какое-то время смотрю на то, что происходит на экране; сейчас я в классе, весь в слезах, обнимаю Кири.
Однако Кири лишь стоит в напряженной позе, ее руки свисают, как у безжизненной марионетки.
Позапрошлогодний я повторяет свой крик:
«Коконе, я люблю тебя!»
Так я ее пытал.
Я пытал ее, пытаясь напрямую передать ей свои чувства. В ее пустых глазах появились слезы.
Но мои чувства не достигали ее как любовь; они казались ей продуктом одержимого, больного разума.
«…Не бросай меня, когда я так тебя люблю!»