…Прости, Коконе. Мне правда очень жаль.
Не в силах смотреть на нее, я оглядываюсь по сторонам.
Сейчас, когда торговый центр пуст, он производит жутковатое впечатление. Я помню – когда-то мы вчетвером сюда приходили. Хотя меня вынудили тогда одеться в платье, для меня это все равно хорошее воспоминание. Но сейчас мои воспоминания об этом месте заляпаны кровью, и это уже навсегда.
Моя повседневная жизнь разваливается на мелкие кусочки.
Я перевожу взгляд. Рядом со мной п я т ь человек. Харуаки, сжимающий кулаки; Коконе, лежащая на полу; Мария, ухаживающая за ней; и –
Дайя, выпучив глаза, смотрит на человека, только что положившего руку ему на плечо.
– Да, Дайя, – говорю я ему. – Ты облажался с самого начала; ты изначально проиграл.
Я смотрю на человека, который нам помог, и продолжаю:
– «Владельцем» «Кинотеатра гибели желаний» была Миюки Карино.
Миюки Карино.
Одетая в форму женской старшей школы, она печально смотрит на Дайю.
Все началось, когда я узнал, что Карино-сан заполучила «шкатулку». «Владельцы» могут чувствовать чужие «шкатулки», и я тоже приобрел сходную чувствительность благодаря постоянному соседству с ними.
Ее «шкатулка» была всецело посвящена Дайе. Когда я это понял, я решил воспользоваться ей и отказался от идеи самому стать «владельцем».
– Если бы ты как следует проанализировал самого себя, ты наверняка заметил бы Карино-сан. И понял бы, что она и есть «владелец». Но ты этого не сделал.
Дайя молча смотрит на меня.
– Ты старательно вычеркивал ее из своей памяти.
Карино-сан молча отходит на несколько шагов. Хоть она и приготовила «шкатулку» для Дайи, ей сейчас нечего ему сказать.
– Ее «желание» было – чтобы ты принадлежал ей одной. Но «шкатулки» воплощают в жизнь и отрицательные чувства, которые прячутся под «желаниями»: хоть ты и очень дорог ей, одновременно она ненавидит тебя за то, что ты не дал ее душе мира. А главное – она понимает, что не может заставить тебя принадлежать только ей.
Вот почему «Кинотеатр гибели желаний» терзал Дайю воспоминаниями прошлого и пытался отобрать у него его заветное «желание»… и это длилось целый день.
– Не я, не Коконе. Только Карино-сан могла создать такую искаженную «шкатулку». Ты бы понял это, если бы как следует подумал о самом себе, – но посмотри, что получилось в результате.
Дайя убедил себя, что Коконе – «владелец», и остановился на этом.
Потому что, лишь ослепив себя, он мог идти навстречу своему «желанию».
– Поскольку я знал, кто на самом деле «владелец», я понял, что все твои громкие слова о твоей вере и решимости – полная фигня; они казались осмысленными только потому, что ты перестал понимать самого себя. Знаешь, ты так бросаешься навстречу собственной гибели – мне всегда казалось…
Мой голос вдруг начинает дрожать.
Чувства, до сих пор наглухо запечатанные внутри меня, теперь, когда я смотрю на Дайю, начинают выплескиваться.
Я гляжу на измазанную в крови Коконе.
Что я наделал?
Ранив Коконе и обманув Харуаки, я не вернусь уже к своей повседневной жизни. Эти шрамы никогда не пройдут. Моя дружба с Харуаки осталась в прошлом.
Во что я превратился?
Но у меня не было выбора – после того как я заполучил «Пустую шкатулку».
– Мне всегда казалось…
Я не могу сдержать слез.
– Что ты молишь о помощи.
В итоге у меня не осталось выбора – мне пришлось загнать в безвыходное положение друга, который молил о помощи.
– Хватит, – шепчет Дайя, глядя в пол. – Плевать.
Произнеся эти слова, он шатаясь идет к Коконе.
– К о к о н е, – говорит он, глядя на нее сверху вниз; она дышит часто и прерывисто.
Дайя притрагивается к одной из серег в правом ухе – к самой первой, которую он вставил.
И вырывает ее.
Кровь начинает капать с уха, но он словно не ощущает боли. С ласковым выражением лица он берет Коконе за руку.
– Коконе, – повторяет он. – Я* люблю тебя.
Его лицо сейчас похоже на то, какое я видел только на экране.
Когда опустился занавес