— Скажу тебе вот какую радостную новость, Хосино, — чуть улыбнулась она, — я уже две тысячи шестьсот второй раз проживаю это второе марта. И за все эти разы мои новые одноклассники совсем не поменялись — они ведь ничего не помнят!
Бледная рука Отонаси вдруг опустилась на стол — я напрягся еще сильнее.
— Люди меняются. Меняются их идеалы… Поэтому их поступки сложно предугадать. Но если вы стоите на одном месте, то остаетесь прежними и вас очень легко прочесть. Не говоря уже о том, что каждый день — второе марта. Я даже знаю, что и когда вы скажете. Знаю и то, Хосино, что лентяй вроде тебя попытается сделать.
Я наконец понял, о каком разрыве в знаниях говорил Дайя. Сам я поначалу думал, что речь идет о «Комнате удаления» и шкатулке, но все оказалось иначе. Куда важнее то, что Ая Отонаси знает обо мне — Кадзуки Хосино. Значит, мне нужно узнать побольше о ней — Ае Отонаси. Вот о чем на самом деле говорил Дайя, причем с самого начала: если за каждый повтор узнавать что-то новое, то разрыва просто не станет.
— Понял, Хосино? Некуда бежать. Ты у меня в руках, и я запросто могу тебя уничтожить. Меня останавливает только шкатулка внутри тебя. Так что лучше не зли меня, ясно? — Отонаси схватила меня за руку. — А теперь заткнись и иди со мной. И делай, что говорю.
В ее хватке совсем не чувствовалось силы, я бы без проблем стряхнул руку, но… мог ли? На самом деле? Конечно же нет… Я давно сдался Отонаси, признал ее превосходство. Да, это жалко, но я просто не знал, как ей ответить. Просто не знал.
Не знал, но все равно вдруг освободился от ее хватки.
— Чего творишь? — злобно спросила Отонаси.
Сам бы я не решился стряхнуть ее руку, поэтому новенькая обратилась не ко мне.
— Чего творю? Ха-ха-ха! — Это Харуаки выручил меня. — Я не отдам тебе Хосии! Совсем не вдупляешь? Дура, что ли?
Конечно, храбрость его была напускная. То, как Харуаки на самом деле напрягся, было видно невооруженным глазом. Как и то, что поступать подобным образом он не привык. Отонаси это сразу просекла.
— Я о другом спрашиваю. Усуй, ты что, с ума сошел? Это бесполезно. Все, что ты делаешь, — бессмысленно. Решил спасти Хосино? Ты забудешь об этом, как забудешь и о том, что решил бороться со мной. В другой раз снова прибежишь признаваться мне в любви, ведь все пройдет, как очередной сон.
Этого хватило, чтобы уверенность Харуаки пошатнулась. Оно и понятно — в следующий раз он вообще не вспомнит о нашем разговоре. Сколько бы злобы ни читалось в его глазах, в другой раз он опять влюбится в Отонаси и признается ей. Харуаки проклят навечно оставаться таким же.
Но, даже столкнувшись с этой правдой, Харуаки крепко сжал кулак.
— Да это ты на голову долбанутая, Отонаси! Ну да, в следующий раз я все, на фиг, забуду, ничего не выловлю из памяти. Да, я не такой умный, как Дайя, но положиться на себя точно могу!
— И что с того? Не понимаю.
— Типа говоришь, что я не поменяюсь?
— Да, потому ты и бессилен.
— Ха-ха! Ваще не так! Если я не меняюсь, то могу положиться на себя следующего — я же буду такой же! И каждый раз, когда Хосии попросит у меня помощи, я поверю и помогу. Чего тут вдуплять?! Я не кину Хосии ни в одном из миров! Уясни, Отонаси, — Харуаки ткнул в ее сторону пальцем, — если нарвешься на Кадзуки Хосино, то нарвешься и на меня, бессмертного!
На самом деле он совсем не казался уверенным: в его словах читалась неестественность, руки дрожали — было видно, как он напуган. Да и на вечно беззаботного Харуаки это совсем не походило: такие речи совсем не в его стиле.
Но от слов друга на душе потеплело.
Харуаки нисколько не сомневался в своем решении, не преувеличивал. Он говорил так, словно подобное само собой разумеется.
Отонаси не сразу нашлась с ответом: конечно, неуверенная поза Харуаки ее не смутила, но и возражать она не стала. Правда, давящая тишина тянулась недолго, спустя несколько секунд Отонаси ответила:
— Не делай из меня злодейку. Ты застрял здесь по воле Хосино. — Каждое ее слово резало Харуаки не хуже ножа, но…
— И без тебя разберусь, кто мне друг, а кто враг, — гнул свое Харуаки. Ему было страшно, однако он смотрел Отонаси прямо в глаза.
Да уж, ситуация не из легких. Все-таки против него Отонаси. К тому же то, что Харуаки объявил ее врагом, новенькую ничуть не заботило, а вот его — очень даже. Ведь раз за разом он будет пытаться сблизиться с Отонаси, а в ответ получать от ворот поворот и не понимать почему. Каждое второе марта. Харуаки будет страдать вечно.
Сама Отонаси вряд ли что-то чувствует — нападки Харуаки ее, кажется, никак не задели, поэтому…