— Нет… — Отонаси убрала руки от воротника, — не пойдет.
— А?..
— Это все равно что ставить на людях опыты: конечно, ты получишь лучшие результаты, но нельзя же так, — не сводя с меня глаз и проговаривая каждое слово, шептала Отонаси. — Почему? Это же очевидно. Люди не поступают подобным образом. А поступишь иначе — утратишь человечность. А, ну да, я же шкатулка… И поэтому… поэтому ты…
Ее глаза вспыхнули.
— Поэтому за человека ты меня не считаешь!
А, вот как она все поняла. Тогда ясно, чего так завелась. Ну да, стоило следить за языком.
Хотя кое-чего я до сих пор не понимал.
— Но ведь ты убивала других, чтобы сохранить память, так почему же теперь…
— Ч-чего?.. — Мой вопрос будто уколол Отонаси, и она прожгла меня взглядом.
— Н-ну, чтобы сохранить память, тебе ведь нужно было каждый раз испытывать сильные чувства? Видеть чью-то смерть, например?
— Ты что, издеваешься надо мной?! Я ведь объяснила уже! Я — шкатулка, поэтому и могу противиться «Комнате»!
А, ну точно. Вся та история с убийствами была просто догадкой Дайи.
И все равно кое-что не вяжется.
— Что это за взгляд?! Есть что сказать — говори! — Отонаси снова схватила меня за воротник и недобро сверкнула глазами — я ответил ей тем же.
Да я… сам от себя не ожидал. И подумать не мог, что вот так отреагирую, — это было на меня не похоже.
Она видела меня насквозь, но, даже понимая это…
— Тогда зачем ты убила меня?! — выпалил я, и все рухнуло.
Между нами разверзлась пропасть, и никакими словами случившееся было не исправить.
Так я разрушил все, чего мы достигли, и исправить это уже было нельзя.
Отонаси тогда стояла передо мной, ее лицо казалось мне абсолютно пустым. Совсем. Вряд ли я мог что-то сделать, как-то исправить дело. Мне ничего другого не оставалось, кроме как уйти.
После этого я бесцельно слонялся у гостиницы — просто убивал время. Жаль, что так вышло. В один из кругов я бросил взгляд на мотоцикл, который угнала Отонаси, после чего убрался оттуда. Притащился в продуктовый, взял бутылку чая и медленно выпил. Как только проглотил все, тут же забыл, что вообще пил.
Наверное, это конец.
Я не Отонаси, поэтому не знаю, вспомню ли все, о чем мы говорили, в следующий раз. Если стану ей не нужен, то все сразу забуду, а потом и «Комната» от меня избавится. Избавится так же, как и от других.
На улице стояла полная тишина — буквально ни звука. Фонарей тоже не было. Все казалось бесцветным.
Похоже, создатель этого места не особенно заморачивался с деталями.
Я приложил пустую бутылку к губам. Внутри меня разгоралось странное чувство, будто, если не стану прикидываться, это место меня сожрет. Почему?.. Не знаю.
Вдруг тишину улицы прервала какая-то музыка… Да это же мой любимый исполнитель! Чего? А, ну да, у меня эта песня на звонке стоит. На звонке?.. Мне кто-то звонит? Точно. Точно! Хотя не помню… Не помню, чтобы давал Отонаси свой номер, хотя не исключено, что когда-то давал.
Я достал телефон из кармана, и на экране высветилось имя Коконэ Кирино.
Подняв глаза к небу, я подумал, что глупо ожидать, будто мир подстроится под нас. И все равно мы каждый раз надеемся, да?..
Я вздохнул и ответил.
— Да, алло… Кадзу? — В голосе Кирино не слышалось ее вечного задора.
Погодите, может, она всегда так по телефону говорит? Мы ведь с ней почти никогда не созванивались, хотя и были близкими друзьями.
— Ну, в общем… — Такое чувство, что я уже это слышал…
Точно слышал, просто не мог вспомнить.
— Можешь сейчас подойти?
Да? А что там дальше было-то?..
— Надо поговорить.
Мне и правда нравятся умайбо, причем любые, но только не со вкусом бургера и соуса терияки… Нет, такое не по мне.
Мы с ней стоим у фонтана в пустынном парке, прямо перед ее домом, и я жую умайбо — она меня угостила.
— Ну, что думаешь?..
— Ну… как бы сказать… нормальный вкус.
— Я… не про умайбо.
Я-то понимаю, что не про умайбо, но не знаю, как отвечать на этот вопрос.
— Так что… будем встречаться?
Сложно оставаться спокойным, когда тебе говорят такое, тем более впервые в жизни.
Хотя и девушка передо мной, моя одноклассница, наверное, чувствует то же самое — такой я ее вижу впервые.
Ее глаза кажутся просто огромными… Хотя, может, все дело в туши — еще утром она рассказывала о ней, а теперь вот смотрит огромными накрашенными глазами прямо в упор. Я не выдерживаю и отворачиваюсь.
Не знаю, что ответить, но сказать что-то надо, поэтому и спрашиваю: