— Хосино…
— Что?
— Извини, пожалуйста. — Улыбка сошла с ее лица, и Отонаси посерьезнела.
Чего это она? Так внезапно…
— Мне правда жаль, что я не смогла помочь. Извини, пожалуйста.
— Да н-ничего…
Я был совершенно не готов к такому искреннему извинению от той, кто во всех смыслах превосходит меня, поэтому замямлил что-то в ответ, будто это я перед ней виноват. Какой же я жалкий…
— Так тебе достаточно обычной вежливости? Тогда я постараюсь еще лучше узнать тебя, понять и направить. Ведь и ты этого хочешь?
— Н-ну да…
— Конечно, извиниться стоило, хотя я уже, кажется, несколько десятков лет ни у кого не просила прощения.
Да, наверное, так и есть…
— Ну, пора.
— Пора?
— Кончается двадцать семь тысяч семьсот пятьдесят четвертый «переход в школу», наступает семьсот пятьдесят пятый.
— А, вот оно что. — Я на удивление спокойно смирился с этим сумасшествием.
После чего огляделся: привлеченные аварией, вокруг нас толпились зеваки. Неудивительно, что они собрались. Были и ребята в форме нашей школы: например, Коконэ, которая стояла рядом и не сводила с нас глаз. Но мы с Отонаси — а она до сих пор была вся в крови — не обратили на зевак никакого внимания и болтали как ни в чем не бывало. Да уж, странная картина. Теперь понятно, почему Моги так перепугалась.
Я подал руку Отонаси, и она (в отличие от другой моей одноклассницы) приняла ее.
Еще секунда…
…и что-то с безумной силой сжимает сердце. Небо и земля схлопываются, как будто их застегивают на молнию. Мир вокруг белеет. Белеет. Белеет. Асфальт уходит из-под ног, и земля становится сладкой-сладкой — я чувствую этот вкус не языком, но всем телом. С этим не то что мерзким, но неприятным чувством наконец-то заканчивается двадцать семь тысяч семьсот пятьдесят четвертый повтор.
Нас окутывает белоснежное и мягкое, такое сладкое отчаяние…
То, что выражение «любовь меняет мир» не просто красивые слова, я поняла еще в шестнадцать.
Человеческая жизнь состоит из повторов: одно и то же, одно и то же, снова и снова. Интересно, она не кажется вам слишком длинной? Я много раз думала, что можно уже и умереть. Так много, что для подсчета не хватит пальцев на руках и ногах.
Мне было скучно, очень скучно.
Но виду я не подавала и не унывала вроде бы, ведь если показать людям истинное лицо, ничем хорошим это не кончится. Поэтому я решила дружить со всеми сразу и ни с кем конкретно — это несложно. Если запомнить, кому что нравится и не нравится, кто что умеет и не очень, то со всеми можно найти общий язык.
Поэтому я довольно часто притягивала к себе людей.
«Ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?» — говорили они.
Ну да. Спасибо, что вас так легко обмануть, правда спасибо. А еще спасибо за то, что так и не узнали обратную сторону моей личности. Именно вы заставили меня отбросить всякое дружелюбие.
Пожалуй, я знаю, когда заскучала.
Ведь все люди так повернуты на себе.
Как-то раз я дала одному пареньку свою электронку, а потом просто старалась отвечать ему почаще, а он возьми да и признайся мне. Как-то раз я общалась с парнем, который не ладил с девушками (я не выделяла его среди остальных), а он возьми да и признайся мне, поскольку перепутал простое общение с отношениями. Как-то раз я пошла со знакомым в кино, потому что не смогла от него отвязаться, а он возьми да и признайся мне. Несколько раз я возвращалась с другим таким домой, ведь нам было по пути, а он возьми да и признайся мне…
Притом каждый остался уверен, что это я предала их. Они проклинали меня, говорили гадости, пытались кольнуть побольнее. Вместе с ними старались и девчонки, которым те страдальцы нравились. Они специально досаждали мне. Вот так я получала удар за ударом, пока не покрылась шрамами до такой степени, что уже не замечала новых.
Всего-то и надо, что общаться со всеми, не обязательно всегда. Всего-то и надо, что улавливать чужое настроение, поддерживать бессмысленные разговоры и никому не показывать, что у тебя внутри. Чтобы не получать ран, я нарастила панцирь.
Тогда-то я и заскучала.
За маской никто не видел моего настоящего лица.
«Ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?» — говорили они.
Точно, я достигла желаемого.
Но еще мне захотелось, чтобы они все исчезли.
Как-то раз после уроков я, улыбаясь, весело трепалась о чем-то с теми, кто прикидывался моими друзьями. И вдруг… без какой-либо причины… оно обрушилось на меня. Все происходящее обрело форму одного-единственного слова.