«Одиночество».
Точно, я была одна.
Одна. Я была одна. Меня окружали люди, но я была одна. Приятное чувство, хотя и немного странное. И слово «одиночество» подходит к нему, как никакое другое.
Вот только это чувство сразу же показало мне зубы: я ощутила, какую оно несет с собой боль.
Я не могла дышать, не могла, не могла, не могла… а когда наконец вздохнула, воздух уколол легкие невидимыми иглами. Он как будто ощетинился и пытался меня разодрать, разорвать. Перед глазами потемнело… что это? Смерть? Но довольно быстро зрение ко мне вернулось, значит я все еще жива. Что делать? Не знаю, не знаю! Помогите! На помощь!
«Что случилось? — спросил кто-то. Наверное, заметил, как я переменилась в лице. — Ты так улыбаешься… Тебя что-то обрадовало?»
А?
Я улыбаюсь?..
Не понимаю.
Я дотронулась до щек. Да, так и есть — уголки рта приподняты.
«И правда, ты всегда такая веселая. Тебе, наверное, все нипочем?»
— О, ну точно, — рассмеялась я в ответ, сама не поняла почему.
В ту самую секунду для меня все поблекло. И люди вокруг тоже. Они исчезали — один за другим, — становились невидимками, пока я совсем не перестала их различать. Но их голоса не умолкали. Они так и лезли ко мне с какой-то ерундой, но слов я не могла разобрать. Но все-таки им отвечала, не знаю почему.
Класс внезапно опустел, я осталась одна.
Это из-за меня, точно из-за меня.
Я их удалила.
— Ладно, у меня еще дела, пока! улыбнулась я на прощание, хотя никого больше не видела.
Взяв сумку, я встала и ушла.
Ну точно, я вполне могла вот так вот, ни к кому конкретно не обращаясь, «подружиться» сразу со всеми. С таким же успехом можно со стеной говорить.
И все же что это?
— Эй, ты в порядке?
Кто-то окликнул меня у школьных ворот, хотя к тому моменту я больше никого не видела. Но стоило мне выйти за ворота, как все невидимки снова показались.
Я обернулась и наткнулась на запыхавшегося одноклассника, — похоже, он бежал за мной. Это был Кадзуки Хосино, я не особенно с ним общалась, да и он сам ничем таким не выделялся. В общем, я знала его только по имени.
— В порядке, спрашиваешь? — повторила я, как вдруг меня охватило какое-то новое чувство… Надежда.
Он не спросил бы, если б не заметил, что со мной что-то не так. Наверное, он как-то почувствовал перемену во мне, хотя даже мои самые близкие приятели никогда ничего не замечали.
— Ну… ты словно «выпала», то есть мне так показалось… Не скажу точно… но ты как будто выпала из жизни, да?.. — с трудом договорил он и сразу ошибся. — Хотя, может, я все не так понял. Прости, несу какую-то чушь.
Ему стало неловко, и он засобирался уйти.
— Погоди… — остановила я Хосино, он чуть склонил голову набок и теперь смотрел на меня.
— Эм, ну…
Ну хорошо, остановить остановила, а дальше-то что?
Но ведь… он почему-то сказал, что я словно «выпала», хотя я улыбалась, даже несмотря на то, что весь класс на моих глазах просто исчез.
— Я всегда кажусь… веселой?
Если он ответит как все, значит абсолютно такой же. Но я надеялась. Надеялась, что он скажет «нет». Надеялась, что поймет меня.
— Да, кажешься, — наконец ответил он.
Стоило Хосино произнести эти слова, как все мои надежды рухнули. Мне резко стало наплевать, кто он такой. Более того, он стал мне неприятен, даже ненавистен. Я и сама удивилась такой резкой перемене. Видимо, слишком надеялась на другой ответ.
Но тут Хосино добавил:
— Ведь ты так сильно стараешься.
И вся моя ненависть просто испарилась. Я еще не успела обдумать его слова, как в груди стало горячо-горячо.
Да, стараюсь. Стараюсь казаться веселой.
Точно. Этот ответ даже вернее, чем просто «нет».
Вот так я… влюбилась.
Ну конечно, я знаю, что это лишь удобное предположение. Знаю, это его «сильно стараешься» совсем не значит, будто бы он меня понял, но выбросить из головы его слова я так и не смогла.
Сначала я думала, что мои чувства временны, но все оказалось иначе: они росли, накатывали, словно лавина, опутывали сетью сердце и не желали исчезать. Я понимала: если так пойдет и дальше, однажды Хосино станет для меня всем. Удивительно, но меня это не очень-то беспокоило.
Потому что Кадзуки Хосино вытащил меня из пустого класса, прогнал скуку.
Если он исчезнет, если у меня в сердце снова разверзнется пустота, то все вернется на круги своя.
Я опять окажусь в пустом классе.
Как быстро переменился мир: скука оказалась выдумкой, чувства взыграли с новой силой. Было радостно здороваться с Хосино, но все, что мне удавалось произнести, — короткое «привет», и от этого было грустно. Мне нравилось с ним общаться, но я печалилась оттого, что наши разговоры выходили такими короткими. С моим сердцем приключилась какая-то беда: мне все время было сложно, но так хорошо!