Она беспомощно глядела на меня.
— Но знаешь… на самом деле можно вообще отказаться от ножа. В конце концов, можно «удалить» кого-то, просто подумав. Нужно очень сильно пожелать «удаления», только это сложнее, чем кажется. Поэтому я умею «удалять», лишь убивая, — иначе не получается. Как же тяжело на сердце… Я чувствую вину перед людьми, убегаю от них, не хочу их видеть — и «удаляю». А об «удаленных» все сразу забывают, даже я.
Она уже не могла держать голову, поэтому уронила ее на пол и расслабилась.
— Знаю-знаю… Я плохая? Очень-очень плохая? Но скажи на милость… а что мне еще остается?.. Прости, тебе же не понять. О-ох, да зачем я вообще с тобой говорю? А, точно, я очень-очень боюсь тишины. Вот думаю, может, если все рассказать, все объяснить, ты меня простишь? Но знаю… такое ведь не прощают? Извини. Извини, правда. Прости, прости. Прости, что думаю только о себе. Но знаешь… ведь мне больнее всего! Я ведь сама виню себя! Понимаю, что поступаю плохо! Хотя мне плевать, что ты там себе думаешь.
С кем я вообще говорю?
Без разницы. Я ни с кем не говорила. Вот эту девчонку на полу я и подругой не считала.
И все-таки я одна.
— Н-нет…
Не хочу это принимать.
В этом месте я застряла одна и все же кричу. Скорее!
Приходи скорее!
— Кадзу.
Интересно когда? Когда именно я стала так его звать? За все эти повторы он множество раз позволял звать себя по имени, и я звала, но потом он забывал.
И тут дверь распахнулась.
Это был он.
Я взмолилась, и Кадзуки Хосино пришел.
Войдя на кухню, он увидел страшную сцену и застыл на месте. Рядом с ним оказалась эта назойливая девка, паразитка Ая Отонаси. Она тут же скорчила рожу.
— Наконец-то ты здесь, Кадзу, — сказала я и удивилась самой себе.
Сколько еще можно тупить?
Сколько уже раз Кадзуки предавал меня? И несмотря на эти бесчисленные предательства, я до сих пор не оставила его.
Он ведь оказался тут не случайно — я сама позвала его, чтобы показать этот ужас.
И вот он явился, а я жду какого-то чуда. Жду, что он снова вернет меня к жизни, как в тот раз.
Но этому… не бывать.
Кадзуки широко распахнул глаза.
— Кадзуки, ты ведь и сам догадывался, — заговорила девка.
Да она же везде нос сунет!
— Что владелица… Касуми Моги.
Кадзуки перевел взгляд на тело, и его глаза стали просто огромными.
Как же ее?.. А, ну да, забыла. Забыла даже, когда забыла.
— П-почему…
Почему я это сделала?
Я уже не могу сдерживаться: так злит, что он до сих пор ничего не понял!
Во взгляде у меня, наверное, читалось, как я его проклинаю. Я решила высказать ему все, что чувствую.
— Хочу жить!
Хотя пары слов не хватит.
— Жить! Жить!
И этих тоже.
— Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить! Жить!
Все-таки я хочу…
— Жить!
Я заметил, что Моги не накрасилась. В отличие от меня Мария, наверное, сразу обратила на это внимание, а вот я — нет, потому что парень.
Но Моги все равно носила косметичку.
Зачем?
Мария объяснила, что Моги стало… лень.
Плохо помню, как все было, но, судя по всему, когда-то Моги следила за собой, только в «Комнате удаления» любые старания однажды теряют смысл, и Моги перестала краситься, а косметичка просто осталась в сумке еще с первого марта.
Моги и краситься лень, и убирать косметичку.
Только у человека, помнящего все двадцать тысяч повторов, могла возникнуть такая проблема.
Только у… владельца.
Поэтому девушка, в которую я влюбился, девушка, которая влюбилась в меня, Касуми Моги, была владелицей.
— Я хотела кое-что тебе сказать, Кадзу, — позвонила мне Коконэ во время двадцать семь тысяч семьсот пятьдесят четвертого повтора. — Касуми влюбилась в тебя!
Коконэ рассказала мне о чувствах Моги, потому что еще вчера они были хорошими подругами и Моги, наверное, решилась с ней посоветоваться.
Мы хотели выманить Моги, но понимали, что она, конечно, будет начеку — ведь Мария уже много раз проигрывала ей.
Поэтому мы и позвали нашу надоеду Коконэ. Решили, так она подумает, что я захочу признаться в любви, и позовет Моги.