Кажется, никто так и не понял, чего добивается Отонаси. И единственное, что нам оставалось, — просто записать ее имя.
Имя Аи Отонаси.
Первым листок отдал Харуаки, остальные потянулись следом за ним. Отонаси просматривала каждую бумажку, но выражение ее лица никак не менялось.
Может быть, потому, что она ожидала чего-то… другого?
— Харуаки, — позвал я друга, который теперь болтал с Моги.
— Чё такое, Хосии?
— Что написал?
— А? Ну, «Ая Отонаси»… Хотя сначала чуть не забыл «я», — ответил Харуаки и почему-то погрустнел.
— Хм, наверное, только это и остается…
— Ну так пиши.
— Она что, правда хочет, чтобы мы написали ее имя?
Бессмыслица какая-то.
— Да нет, ваще-то, — мгновенно ответил Харуаки.
— Да?.. Но ты написал «Ая Отонаси»?..
— Ага… Дайя вот весь из себя умник, бесит прямо, что ни фига не смешно. Правда, характер у него тот еще… И это тоже ваще не прикольно, — вдруг сменил тему Харуаки, и я вопросительно склонил голову набок. — В общем, если даже он решил, что напишет «Ая Отонаси», ну, значит ничего лучше в голову не пришло, а мне и подавно. Раз не додумался, чё делать тогда? Только имя и писать.
— Раз не додумался… только имя и писать…
— Ага-ага. Так что все это не про нас.
И ведь правда… Харуаки попал в яблочко.
Выходит, Отонаси нет дела до того, что напишут большинство одноклассников. Ей важен только тот, кто подумает о чем-то другом. Поэтому Харуаки и погрустнел: он ведь влюбился в Отонаси с первого взгляда. Да, придуривается иногда, но по нему сразу видно, что он еще ни разу не признавался в любви. Харуаки пошел и сказал потому, что настроился серьезно. Вот только Отонаси все равно — ее не заботит даже сам факт его существования… Все как и говорил Дайя.
— Удивительно умные слова…
— Чего это «удивительно»?!
Да, получилось грубовато. Я виновато улыбнулся, и Харуаки криво ухмыльнулся в ответ:
— Ладно, я погнал, а то сэмпаи меня прибьют, без шуток.
— Ага, удачи.
Суровые у нас бейсболисты, однако.
Я перевел взгляд на пустой лист бумаги. Конечно, можно было просто написать «Ая Отонаси», но почему-то не хотелось. Я посмотрел на Отонаси: она до сих пор принимала листки от одноклассников; выражение ее лица так и не поменялось. Наверное, все продолжали писать «Ая Отонаси».
«Раз не додумался, чё делать тогда? Только имя и писать».
Как же мне поступить?
Я пораскинул мозгами. В памяти всплыло какое-то странное имя — Мария.
Мария? Как оно вообще пришло мне в голову? Хотя чего тут вообще размышлять? Пришло и пришло. Это же просто случайность. Вот напишу «Мария», отдам Отонаси, а она взревет: «Это что еще за шутки?!»
А все-таки… вдруг она ждет именно его?..
Подумав немного, я взял карандаш и написал «Мария», а когда встал, чтобы подойти к Отонаси, очереди из сдающих уже не было: похоже, я оказался последним. Немного поколебавшись, я отдал листок Отонаси, и та молча его взяла.
Она прочла написанное и тут же изменилась в лице:
— А?..
Отонаси уставилась на меня, широко распахнув глаза, — так, как не смотрела ни на кого другого: ни на учителя, ни на Дайю.
— Ха-ха-ха… — ни с того ни с сего рассмеялась она. — Хосино!
— О, ты запомнила мое имя.
Но я тут же пожалел о своей выходке. Отонаси больше не смеялась, а пялилась на меня как на кровного врага.
— Ах ты, шутник чертов! — прорычала она.
Кажется, она пыталась сдержать гнев, но по ее голосу было понятно: Отонаси готова убить меня на месте. Новенькая, конечно, права, я сыграл с ней плохую шутку, пусть и подумать не мог, что она так разозлится:
Отонаси вдруг схватила меня за воротник.
— Кхм! П-прости! Я н-не думал над тобой прикалываться…
— Да? То есть ты всерьез считаешь, что меня так зовут?
— Э-эм, ну-у, да-а… Хотя нет, это все же просто неудачная шутка…
И тут терпение Отонаси лопнуло. И она поволокла меня на задний двор, не выпуская из пальцев мой воротник.
— Смеешься надо мной? — Отонаси прижала меня к стене и теперь сверлила взглядом. — Мои задумки чаще заканчиваются ничем, и я это прекрасно знаю. Вот и эта была идиотской, все равно что заорать: «Где же ты, виновник?!» Да не план это вообще! Но ты попался! А ведь я так делаю уже второй раз! В первый ты и бровью не повел!
Отонаси отпустила меня, но под ее взглядом я не мог и пальцем шевельнуть. Она заметила это, прикусила губу и вздохнула: