– Не… не надо! Если ты ее раздавишь, я!..
– У этой «шкатулки» нет нормального применения.
– Я без нее не могу! Когда я о ней узнала. Когда я узнала о силе, которая может делать чудеса! Я не представляю, как буду жить без нее… Я без «шкатулки» уже не выживу! Отдай ее обратно!
Понятно. Когда обнаруживаешь дырку в реальности, жить без нее уже не можешь. Кажется, «О» когда-то сказал мне нечто подобное. Это значит, что даже простое знание о существовании «шкатулок» оказывает на человека катастрофическое воздействие.
Ничего не поделаешь. Я должен преподать ей урок.
– А волшебное слово?
– Э?
– Умоляй меня, чтобы я, пожалуйста, пожалуйста, не уничтожал твою «шкатулку»! Но сначала встань передо мной на колени.
– …Что с тобой случилось, Кадзуки-кун? Что случилось?
– Ты еще не готова встать на колени ради твоей «шкатулки»? Тогда твое «желание» просто глупое! Ты не готова сама проглотить горькую пилюлю, хотя другими жертвуешь с легкостью?
– Ты уходишь от ответа!
– Потому что я не принимаю твоих вопросов! Ну давай, умоляй меня!
Явно поняв, что я настроен серьезно, Ироха-сан кусает губы.
– …Ты меня не обманешь. Нет гарантии, что ты не уничтожишь «шкатулку», даже если я буду перед тобой унижаться.
– Конечно, нет гарантии. Но если ты передо мной не встанешь на колени, я ее раздавлю наверняка. Так что давай не привередничай!
Она не отвечает; вместо этого она смотрит на «О».
– Бесполезно! «О» тебе не поможет.
– …Пфф!
– Я знаю, заставлять тебя вставать передо мной на колени – не лучшая идея. Ты можешь попытаться найти дырку в моей защите и отобрать у меня «шкатулку». Потому-то ты и смотрела на «О» только что – ты надеялась, что он вмешается и откроет эту самую дырку. Но это бесполезно. Сам «О» и сказал мне проверить мои силы, так что он мне мешать не будет. А раз я знаю, что ты ищешь дырку в моей защите, я не буду терять бдительность.
– Гхх…
– Если хочешь, чтобы я не давил твою «шкатулку», тебе остается лишь взывать к моим лучшим сторонам. Знаешь, если ты встанешь на колени, может, и не будет совсем уж бесполезно. Я считаю, что эту «шкатулку» следует раздавить, но, если ты сумеешь меня переубедить, я откажусь от этой мысли.
В принципе это не ложь.
Не думаю, что она способна меня переубедить, но, если каким-то образом ей это удастся, я действительно не буду уничтожать ее «шкатулку».
– …
Ироха-сан молчит.
Какое-то время она лежит неподвижно.
Но в конце концов…
– У, уууууу…
…она начинает плакать.
Все еще лежа на земле, она заливается слезами. Она как беспомощный ребенок, просящий о чем-то; ее лицо искажено, слезы текут ручьем.
А потом она делает то, что я ей сказал. Она встает на колени и опускается, припадая лбом к земле.
Я удивлен, честно.
…Это Ироха-сан? Та самая железная Ироха-сан, которая в «Игре бездельников» отрубила себе палец ради достижения своей цели?..
– Умоляю тебя. Пожалуйста, не уничтожай ее. Пожалуйста, верни ее мне, – отчаянно лепечет она, а слезы все продолжают течь из глаз.
Она делает все это на полном серьезе, и не потому, что я ей приказал, а потому что она понимает: кроме как опуститься на колени и умолять, она реально ничего сейчас не может. Как беспомощный ребенок, который знает, что взрослый, который его обижает, не успокоится, пока он не расплачется.
Я жестоко поступил с Ирохой-сан, я загнал ее в безвыходное положение.
Мое сердце не может не болеть при виде этой картины.
– …Без нее… без нее… я не могу больше жить…
Ироха-сан молит меня вернуть ей «шкатулку», словно наркоманка.
Она на полном серьезе верит, что «шкатулка» даст ей необходимую поддержку. Она думает, что без «шкатулки» не выживет, и, кстати, после того как она узнала про «шкатулку» и заполучила ее, это вполне могло стать правдой.
Так работают эти «шкатулки».
Они разрушают людей, делая невозможным их возвращение к прежней жизни.
– …Я выслушал тебя. Ты больше не можешь без «шкатулки». Если ты ее потеряешь, в твоем сердце навсегда останется глубокая рана.
– …Да. Поэтому, пожалуйста, верни ее мне. Я сделаю все, что ты скажешь…
От вида рыдающей Ирохи-сан мне грустно. Я подношу руку со «шкатулкой» к ее лицу.
Она, похоже, была уверена, что я не соглашусь вернуть ей «шкатулку» с такой легкостью, и смотрит на меня изумленно. Она смотрит на мою мягкую улыбку, на «шкатулку» прямо перед глазами, и на ее лице проступает облегчение.
– Сп-пасибо… – благодарит она и тянется к «шкатулке» жадными руками.
– «Спасибо»? – я склоняю голову набок. – Несмотря на мои слова, что я тебя сейчас смертельно раню?
– Э?
– Неужели ты могла подумать, что я верну ее тебе? – и я сжимаю «шкатулку».
Черная жидкость брызжет между пальцами, будто я раздавил какое-то гигантское насекомое. Она заливает мою руку и лицо Ирохи-сан.
Ироха-сан застывает, словно время останавливается; а на нее все льется душ из останков ее собственной «шкатулки».
Она прикасается к лицу, вновь и вновь проводит по нему пальцами, пытаясь постичь, что только что произошло. Опять и опять ее дрожащие пальцы убеждаются, что «шкатулке» конец, и в то же время она все не может в это поверить, хотя все так наглядно.
– Уу, а –
И вот наконец она принимает правду.
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
То ли уничтожение «шкатулки» непосредственно подействовало на ее тело, то ли чисто от шока – так или иначе, глаза Ирохи-сан закатываются, и она падает в обморок.
– Уфф, – вздыхаю я, глядя на нее.
Нытье, мольба?
Ты что, издеваешься?
Я и ожидал, что все так будет. Я даже ожидал, что мне будет грустно смотреть, как она передо мной унижается. Так что если и есть способ тронуть мое сердце и убедить меня не уничтожать ее «шкатулку», то уж точно не мольбами и не взыванием к моему милосердию. Ей следовало бы, несмотря на отчаяние и безнадежность своего положения, упорно держаться своих идеалов и давить на меня своей железной волей.
Будь Ироха-сан в нормальном состоянии, она бы ровно так и поступила; быть может, она и убедила бы меня изменить мнение насчет «шкатулки».
Но она не смогла. Прежняя Ироха-сан ни за что не встала бы передо мной на колени и не вырубилась бы. Она утратила чувство себя настолько пОлно, что это даже смешно.
Не доказывает ли это, что она танцевала под дудку собственной «шкатулки» и что от этого ей лишь хуже стало?
Вот почему я показал ей уничтожение «шкатулки» в таких подробностях. Я наглядно показал ей, что ей никогда больше не получить «шкатулку» обратно.
Понятия не имею, сможет ли она теперь оправиться; честно говоря, шансы, по-моему, невелики. Но это лучше, чем позволить ей заполучить новую «шкатулку» и продолжить совершать ошибки. Это намного лучше, чем позволить ей и дальше ранить других из-за своих сраных убеждений. Ирохе-сан придется смириться с жизнью без «шкатулок».
А если не сможешь, Ироха-сан, то иди и прыгни в огонь. Сдохни и не путайся у меня на пути.
– Теперь очевидно, – говорит «О», пока я гляжу сверху вниз на Ироху-сан. – Ты действительно под воздействием «Ущербного блаженства». И ты заполучил силу «рыцаря».
– Похоже на то, – отвечаю я и перевожу взгляд на «О».
Сейчас на этом суперкрасивом лице вовсе не то выражение спокойствия, к какому я привык. Его лицо пустое, как у куклы. И, подобно тому, как слишком искусно сделанная кукла скорее отвратительна, чем красива, пустое лицо этой девушки вызывает во мне чувство омерзения.
Ах… ну конечно.
На уровне подсознания я всегда видел его… нет, ее истинную натуру; потому-то она и была мне так отвратительна.
Точно. Я вдруг вспомнил. Когда я впервые увидел ее – в том месте, которое помню лишь когда сплю, – она выглядела в точности так же, как сейчас.
Так выглядит «О» на самом деле.
Такое лицо она показывает, когда принимает свой истинный облик.