Я внезапно осознаю.
Это конец. Мой конец.
Теперь я смогу с ней встретиться?
Смогу встретиться с Марией?
Я открываю полог этого почерневшего мира. Потом еще один полог. И еще один. С каждым очередным открытым пологом эта комната становится все темнее. Окруженный тьмой, я продолжаю убивать себя. Меня убивает бред, который я даже не распознаю как бред.
Однако звезды продолжают вращаться, и мое поле зрения тоже.
Где я?
На этот раз я падаю в бездонную яму. Падаю и падаю. Да какая же тут глубина? Кто эту яму выкопал? Она настолько глубока, что здесь я смог бы похоронить все трупы, какие создал. Сколько я ни падаю, дна не достигаю. Не могу достичь. Не могу.
Однако вечность спустя я все же долетаю.
Во время долгого падения мое тело ускорялось. Теперь оно ударяется о голую землю и снова взрывается.
Удар.
Оно превращается в ошметки плоти
Но тут же я воскресаю и снова начинаю падать. После вечности падения я долетаю до дна и взрываюсь на ошметки.
Это повторяется еще и еще.
Удар. Удар.
Удар. Удар. Удар.
Этот звук раз за разом повторяется у меня в голове, и вдруг я прихожу в себя.
– Ах.
Я стою посреди одного из самых оживленных мест Японии, Икэбукуро. Я весь в крови и держу сломанную бензопилу.
Но сейчас, когда я вернулся, вокруг меня нет воздуха. Нет, дышать я могу, но не хватает чего-то важного. Чего-то недостает.
А, понял!
Нет людей.
Я слышу лишь тишину. Отсутствие того, что должно быть, превратило город в руины.
Мне словно что-то прожигает грудь; я издаю дикий вопль. Я сделал то, что невозможно отменить! Я сделал то, что невозможно отменить! На языке расплывается вкус отчаяния. Он похож на вкус мокроты. Не в силах это вынести, я бегаю по безмолвному городу. Большие улицы, всегда такие оживленные, пусты. Город брошен – оставлен людьми. Это так нелепо. Гораздо проще было бы это принять, если бы все вокруг просто исчезло и стало черным.
Я ношусь, пока не выматываюсь полностью. Прислоняюсь к брошенной машине посреди пятистороннего перекрестка.
– Ххаа… ххаа… ххаа…
Я пытаюсь восстановить дыхалку, а покинутый город буквально набрасывается на меня. Он прыгает мне прямо в глаза и говорит:
В_с_е___л_ю_д_и___и_с_ч_е_з_л_и.
– …Ха. Ха-ха.
У меня получилось.
Я дотянул до конца света.
Безусловно, я не убил всех до единого людей на планете, но непрерывные убийства не дали мне стать счастливым. И это, по сути, лишило сил «Ущербное блаженство», создающее мир, где все счастливы.
Наконец-то мне удалось добиться того, что «Ущербное блаженство» на мне не сработало.
– Получилось… получилось!..
Благодаря этому достижению –
_Я___б_о_л_ь_ш_е___н_е___м_о_г_у___п_о_з_в_о_л_и_т_ь___с_е_б_е___н_а_с_л_а_ж_д_а_т_ь_с_я___ф_а_л_ь_ш_и_в_ы_м___с_ч_а_с_т_ь_е_м.
Даже «шкатулка» не спасет меня теперь от всепоглощающего отчаяния.
– Ааааааа!!!
От восторга меня чуть не вырвало. В радостном отчаянии меня охватывает желание танцевать и выдавить себе глаза. Слезы и сопли растекаются по всему лицу. Сам того не сознавая, я луплю себя по ногам, пока они не распухают.
_Я___о_д_и_н___в___э_т_о_м___м_и_р_е.
124612-й раз
Несмотря на то, что я достиг своей цели, мне не удается встретиться с Марией. Я прихожу в себя в своем классе утром дня фестиваля.
Конечно, в классе никого нет. И с того раза, когда исчезла Коконе, я не держу в руке флейту.
Я брожу по школе. Все исчезли в самый разгар подготовки к фестивалю, и выглядит всё жутко неестественно; я как будто гуляю по диораме. Не слышно звуков шагов, кроме моих. Отсутствие жизни такое полное, что тут даже призраки не могут водиться.
Я тщательно осматриваю школу, точно сверяясь с каким-то списком.
Ни души.
Где бы я ни смотрел – ни души.
Когда мне приходилось сосредотачиваться на убийствах, время не имело значения; оно ускорялось, и день казался коротким, как разогрев миски быстрой лапши. Но сейчас, когда вокруг никого нет, время изменило форму, точно оборотень, оно тянется и тянется. Я потерял чувство времени; минута кажется часом.
Это растянутое время как будто удушает меня. Но это еще не все: концепция времени становится острой как бритва и режет мою кожу, а потом внезапно снова меняет форму и давит на меня своим весом. Затем начинает тянуть меня за конечности, как резиновую куклу. Я содрогаюсь. Сколько пройдет времени, прежде чем мои руки и ноги оторвутся, внутренности будут раздавлены, голова отвалится?
Но самое ужасное то, что все это – не более чем галлюцинации, и есть лишь одно слово, описывающее то, что со мной творится.
«Одиночество».
Я выхожу из школы. Поезда на станции – неподвижные и пустые. Я залезаю на первый найденный велосипед и еду домой. Конечно, там никого – я убил и стер Рю-тян и родителей уже давно.
То, что их нет, вполне естественно, но мне все равно не нравится.
Ни с того ни с сего меня охватывает гнев.
Я хочу увидеть их лица.
Я хочу увидеть хоть кого-нибудь.
Я снова сажусь на велик и еду туда, где, может быть, встречу людей.
Торговый квартал.
…Никого.
Парк аттракционов.
…Никого.
Торговый центр.
…Никого.
Стадион.
…Никого.
…Никого. Никого. Никого. Никого. Никого. Никого. Никого. Никого. Никого.
Квартира Марии.
…Никого.
Сегодня я повешусь здесь.
124622-й раз
Я заточен в «Ущербном блаженстве», хоть оно уже и бессмысленно. Прошло десять повторов, но я по-прежнему один. Естественно, все это время я продолжал убивать себя.
Перейдя большой мост, я оказываюсь в соседней префектуре. С того самого раза, когда исчезли все люди, я каждый день слоняюсь. Зачем? В поисках людей. Зачем? Потому что я должен быть один. Я должен убить всех, до последнего человека. Убить? Да, убить. Даже несмотря на то, что я жажду, чтобы кто-то меня видел? Никому не позволено здесь быть, иначе я не смогу встретиться с Марией. Но я все равно хочу, чтобы кто-то на меня смотрел? Да, хочу.
Я хочу поговорить с кем-нибудь. Неважно, с кем. Я даже не знаю толком, существую я вообще или нет! Пусть он даже будет худшим человеком на свете – неважно, дайте мне хоть какую-то реакцию. Одиночество означает, что ты потерял все, абсолютно все. Скорее. Скорее, выпустите меня из этого мира! Или… или мне надо уничтожать еще больше? Я достаю нож и режу собственное тело. Все еще недостаточно? Я так и думал.
Мое сознание уплывает, я снова умираю.
124628-й раз
Бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам.
Одиночество. Эта пытка совсем не такая, как я себе представлял. Я думал, это будет тишина, медленно наполняющая меня отчаянием.
Я ошибался. Пытка одиночеством гораздо более яростная и прямолинейная; оно бьет меня по голове, точно железной палкой.
Бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам.
Больно. Не надо больше. Не в силах вытерпеть боль, я блюю, потом начинаю плакать. Сколько уже это продолжается? Но одиночество не знает пощады. Оно колотит меня, пока я не теряю сознание, а когда это происходит, я отправляюсь в прогулку по времени, от которой потом прихожу в себя целую вечность.
«Ущербное блаженство» предложило мне страшное количество испытаний. Мне пришлось убить себя множество раз, мне пришлось убить других множество раз, мне даже пришлось убить тех, кто был мне дорог. Это было невероятно тяжело. Это были очень тяжелые, невыносимые испытания. Однако к этим формам страдания я уже привык.
Но одиночество – это другое. Его вес растет со временем. Привыкнуть к нему просто-напросто невозможно.