Однако, в какой-то момент все пошло не так. Я чувствовал ее отклик, она застонала и при всем своем сопротивлении поддалась навстречу, провоцируя во мне желание завершить все привычным способом. Плевать, что на глазах у всех. Мои воины достаточно благоразумны, чтобы не смотреть и не вызывать у меня волну гнева. А терийцы практикуют подобное часто и не считают чем-то зазорным. Потом, наоборот, будут больше уважать меня как предводителя.
Я прижал ее сильнее, но несмотря на красноречивую реакцию тела, я ощутил сопротивление ее разума. Гораздо сильнее, чем обычно, хотя именно сейчас я целиком уделял внимание ее потребностям. Сколь долго продержится хрупкий интеллект под давлением базового, присущего даже червям, инстинкта? Я ждал, сдерживая свои собственные желания. Однако, чужая не сдалась.
Закрутившись, как змея, и выкрикнув оскорбление в сторону моего происхождения, она все-таки смогла на секунду сбить меня с толку и вывернуться из хватки. Следующее же слово окончательно припечатало меня к месту, расставив все на свои места. Урод. Что ж, по крайней мере честно. Да и разве могла она думать иначе? Сейчас с губ сорвалось то, что промелькнуло в выражении ее лица, когда я снял шлем.
Чужая в очередной раз выказала пренебрежение ко мне, продемонстрировав, что готова бороться с зовом своего же тела, лишь бы не становиться ближе ко мне — человеку, лишенному лица. Нормального, не искореженного синим пламенем, не парализованного навсегда лица. Слова разнеслись внутри, словно используемый для охлаждения движка кораблей, приближенный по температуре к абсолютному нулю, жидкий азот, выжигая и замораживая одновременно.
Отчего-то появилось ощущение, что все время до этого я пытался сдвинуть с места скалу, такое же глупое и бессмысленное занятие, манящее лишь надеждой на могущество, но заранее обреченное на провал. Зато теперь, когда все стало ясно, можно не играть роли и действовать прямо и максимально эффективно для себя. Было бы логично, если бы я просто завершил начатое, несмотря ни на что. Как в тот раз…
Но вместо ожидаемой ярости после оскорбительных слов, внутри меня быстрыми темпами разрасталась пустота, оставляя от моего нутра лишь внешнюю, словно снятая шкура, оболочку. Энергия утекала в землю, парализуя мое тело и волю одновременно. Вся моя сущность хотела приблизиться к чужой настолько, что увидеть, как расширились ее зрачки от испуга, но вместо этого я лишь произнес:
— Возвращайся к себе.
Сам же резко пошел в сторону терийцев, словно побитый абакен, чувствуя, как внутри криво склеиваются осколки желаний, в которых себе было сложно признаться. Спасительная мысль требовала срочно настроиться на работу и погрузиться в решение проблем, способных заслонить собой боль от разочарования.
Однако до терийцев я так и не дошел. Стоило пройти несколько метров, как я обратил внимание на небольшой блеск среди плотных, напоминающих кактусы, растений. Приблизившись, я понял, внимание меня не подвело, верно направив к маленькому шарообразному роботу, неподвижно лежащему на земле. Робот Альтареи, вот уже который раз судьба направляет меня к этому странному объекту.
Посередине шара зияла огромная яма, перерастающая в рваную трещину, расходящуюся блестящими чешуйками по краям. То, что робот сильно поврежден, не оставляло сомнения. Нетрудно было догадаться и что привело к подобному разрушению в кустах, где я нашел Альтарею. Все обслуживающие роботы обладают минимальными функциями для защиты своего хозяина.
Я присел на корточки, пытаясь рассмотреть характер повреждений. Внезапно, прореха в оболочке робота блеснула отраженным светом, выдавая наличие жидкости.
— Лэкваэр! — подскочил я, вспомнив учителя Грегори и его фанатичное рвение к изобретению жидкостных роботов. — Я не ошибся в своем предположении, это действительно он…
Еще раз с любопытством склонился над шаром, аккуратно дотронувшись голыми пальцами до поврежденного блестящего нутра. Густая тягучая жидкость покрыла пальцы липкой пленкой, однако внутри робота зияла пустота, словно, словно…
— Ашер! — выругался я, разглядев под роботом расползшееся мокрое пятно. Повреждение оказалось настолько серьезным, что лэкваэр убывал из робота, просачиваясь сквозь сухую землю чужеродной планеты, грозя оставить от шара пустую никчемную оболочку. Точно такую же, как я сам… Но об этом думать было некогда.
— Служебный!!! — рявкнул я так, что вокруг моментально раздались звуки суеты и уже через несколько секунд подлетел скоростной военный робот, обладающий инструментарием на все случаи жизни. — Пробирку!
Не помня себя, дрожащими руками я схватил нужные инструменты и собрал растекшуюся по внутренним стенкам тягучую жижу. Во чтобы то ни стало необходимо было сохранить хотя бы часть лэкваэра, поскольку жидкость содержала конгломераты молекул, подобных белковым, обеспечивающих сохранность поведенческих особенностей робота.
Старик Грегори был достаточно хитер, чтобы додуматься до весьма нетривиальной конструкции. Помимо кремниевого накопителя, который он заменил на углеродный, еще больше приближая механизм к человеческому устройству, он сделал попытку оснастить роботов подвижной жидкостной частью. В каком-то смысле лэкваэр был подобен крови как микровибрационный и молекулярный транспортер информации. Мышцам, как основа подвижности внешней оболочки робота. Ведь именно за счет элементов, перемещаемых под действием внутренней жидкости по поверхности, робот мог быстро и динамично менять форму. Но в то же время он напоминал густое вещество мозга, где вместо больших нейронных систем были задействованы сцепки сложных молекул. Замена крупных клеток на маленькие молекулы позволяла развивать связи, подобные психическим, очень быстро. По задумке жидкостные роботы должны были быстро менять поведение, адаптируясь к внешней среде.
Кроме того, маленький размер молекулярных связок и систем открыл возможность многократно дублировать невидимые человеческому глазу, но так необходимые роботу структуры, напоминающие своеобразный, прижизненно изменяемый код, отвечающий за поведение, в широком смысле — личность робота. Дублирование информации наподобие повторяющегося рибонуклеиновых кислот клеток человеческой крови обеспечивало не только скоростную перестройку, но и безопасность робота, позволяя восстанавливать работоспособность механизма даже по небольшой части жидкости.
Это было в теории. Сейчас же впервые мне было необходимо проверить на практике то, на чем я прервался двадцать лет назад. В груди моментально стянуло от сложных ощущений. Возвращаться назад было… волнительно, тревожно, больно и воодушевляюще одновременно. Я сам не заметил, как преодолел расстояние до корабля, бережно сжимая робота в руках, и без промедления ворвался в лабораторию, которой пользовался крайне редко. Да что таить, я и сам не понимал, для чего на военном корабле огромная комната со сложными механизмами и реактивами, встроенными прямо в стенные ниши и давно покрывшиеся толстым слоем пыли.
Как странно, что именно сегодня она мне понадобилась… Снова. Как много лет назад. Закрепив робота на лабораторном столе, я достал пробирку, всматриваясь в ее содержимое в ярком луче ближайшего проектора. Немного желтоватая полупрозрачная жидкость тягуче растекалась по стенкам, играя мельчайшими отражающими крупинками. В последний раз я видел подобное в сухой руке седовласого профессора, с фанатичным блеском в глазах взирающего на свое новое изобретение.
Укол в груди я сдержал… Профессор неспроста выбрал в качестве способа эволюции роботов именно жидкость, да еще основанную на простой воде. Вода — очень отзывчивое вещество, легко образующее молекулярные сцепки, объединяющиеся в объемные структуры наподобие мельчайших снежинок и всевозможных клубков, и вступающие в реакции с более сложными молекулами. Очень текучее, слишком изменчивое… и в то же время постоянное, готовое воспроизводить родственные структуры во всем своем объеме. Не зря природа выбрала его как основу человека и всех подобных нам существ. Идеальный информационный носитель. Да… Это было то, что нужно.