— Мне нужен господин Лодж. Внизу нам сказали, что он живет здесь.
— Зачем он вам? Кто вы такие?
Тон у нее был агрессивный и подозрительный — от этих непрошеных гостей только неприятностей и жди.
— Я его дочь, Карен. Приехала проведать отца.
Теперь настал черед женщины изумиться, сообщение Карен ее явно ошарашило, хотя в щелку и невозможно было рассмотреть ее лицо. Она ничего не успела сказать, как снова погас свет на лестничной площадке; но, очевидно взяв себя в руки, она объяснила, где выключатель:
— Он справа от вас на стене.
На этот раз в поисках выключателя Мик ударился ногой о перила.
— Тсс!
Шепот был пронзительный, как укол иглы. Ругнувшись про себя, Мик включил свет и вернулся к Карен. Женщина продолжала смотреть на них в щелку. Вот сейчас она скажет им, чтоб проваливали, и захлопнет дверь перед самым носом, и тут уж ничего не поделаешь — щелка узкая, ногу не просунешь.
— Зайдите. Только подождите минутку.
Она неслышно закрыла дверь, оставив их на площадке.
Мик принялся растирать ногу.
— Два раза стукнулся. Слава богу, я здесь не живу. Давно бы инвалидом стал.
Женщина вышла к ним, накинув халат поверх ночной рубашки, и открыла соседнюю дверь, ту, на которой Карен тщетно пробовала свои телепатические способности. Она закрывала и открывала обе двери осторожно, даже замок поворачивала так, чтобы он не щелкал. Она включила свет, подошла к камину, взяла с полки пачку сигарет и, перед тем как повернуться к гостям, глянула на себя в зеркало. Волосы уже не были сбиты на одну сторону. Видно, она наскоро причесалась в соседней комнате.
Мик и Карен остановились на пороге и наблюдали, как она закуривает. Она бросила обгоревшую спичку за газовую горелку, кое-как прилаженную к каминной решетке. Тоненькое колечко дыма выскользнуло сквозь щель и расплылось по серым подтекам на мраморе камина. Карен ждала, что женщина что-нибудь скажет, но та стояла у незажженного газового рожка, курила и молча смотрела на нее. Первой заговорила Карен:
— Папа дома?
— Уехал в командировку в Уоррингтон. Утром вернется.
— Ох!
Снова повисло молчание. Только тихая мелодия и ритм ударника доносились снизу. Женщина повернулась и стряхнула пепел с сигареты в камин. От этого резкого движения халат у нее на груди натянулся, обозначив сосок. Снова повернувшись к неожиданным посетителям, она поймала взгляд Мика и запахнула ворот халата, чтобы парень понял: она заметила его взгляд.
— Отец знает, что ты приедешь? Он ждет тебя?
— Нет, мы решили нагрянуть без предупреждения. Мик подвез меня на мотоцикле. Пусть, думаю, будет сюрприз для отца.
— Наверняка.
— Мы сначала на Кинг-стрит поехали. Уж и не надеялись его найти.
Она улыбнулась женщине, желая показать, как она рада, что они нашли адрес отца, но та слушала ее без улыбки, и под ее холодным взглядом Карен смолкла.
Мик торопливо вмешался, пытаясь разрядить напряжение:
— Мы поехали к нему на работу. Нам сказали, что он здесь живет.
Женщина всем своим видом показывала, что ждет, когда они замолчат, даже нарочно зевнула. Карен взяла злость: и чего она бесится? Не для того ведь она, Карен, перессорилась со всеми, ушла из дому, несколько часов тряслась и мерзла на мотоцикле, чтобы получить от ворот поворот! В конце концов она в такую даль тащилась только ради того, чтобы повидать собственного отца. Она демонстративно положила шлем на край стола и скрестила на груди руки.
— Я не рассчитывала встретить здесь никого, кроме отца. Думала, он один живет.
Карен произнесла эту фразу таким обвиняющим тоном, словно это она пришла к себе домой, а женщина здесь чужая.
— Вы расписаны?
Она сказала это напористо и резко, будто следователь, и казалось, что женщина подыскивает столь же резкий ответ. Потом она засмеялась прямолинейности Карен, погасила окурок в пепельнице-раковине.
— Пока нет. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Это я о твоем отце.
— Он ни в чем не виноват.
Карен, казалось, не сознавала, что замечание по поводу неудачного первого брака отца можно принять за осуждение его новой связи. Но женщина не заметила никакого подвоха и, все еще улыбаясь, опустилась на тахту у камина.
— Присаживайтесь, раз уж приехали. У нас, правда, со стульями плоховато.
В комнате было два старых стула у стола, стоявшего посредине комнаты, да выдвинутый из-под пианино крутящийся табурет. Пианино виднелось у стены сразу за дверью, и на этажерке — ноты. Судя по кипам газет и журналов на крышке, к инструменту давно не притрагивались.