Опустошив гнездо, Билли принялся за обратную процедуру — он вытаскивал птенцов по одному из кармана и держал их в руке, сравнивая друг с другом. Отвергнутых птенцов он клал обратно в гнездо, пока у него не остался один — тот, у которого было больше перьев, а пуха на голове оставалось совсем немного. Билли спрятал его обратно в карман куртки и выставил перед собой руку, чтоб лучше разглядеть ее при лунном свете. Ладонь и тыльная ее сторона были исцарапаны и покрыты кровью, словно Билли совал их в боярышниковые заросли.
Спустившись вниз, Билли распахнул куртку и зацокал, приоткрыв карман. Вздувшийся низ кармана задергался. Билли, придерживая карман рукой, двинулся в обратный путь. Перебравшись через ограду, он стал насвистывать и всю дорогу до дома насвистывал и напевал что-то себе под нос…
Билли стоял так тихо, что птенец в конце концов утратил к нему интерес и перелетел с полки на свою жердочку в глубине сарая. Билли прижал лицо к планкам решетки, взглянул на птенца в последний раз, повернулся и зашагал по дорожке к воротам, а потом через всю окраину к школе.
Андерсон? Сэр!
Армитадж? Здесь, сэр!
Бриджес? Отсутствует, сэр!
Каспер? Здесь, сэр!
Эллис? Здесь, сэр!
Фишер? Джерман Байт.
Мистер Кроссли двинул ручкой и остановился. Слишком поздно, черная линия уже пересекла квадратик в журнале сверху вниз по диагонали. Учитель медленно поднял голову и взглянул на класс. Все повернулись к Билли.
— Это еще что такое?
— Это Каспер, сэр.
— Ты что-то сказал, Каспер?
— Да, сэр, но я не хотел…
— Встать!
Билли встал, красный как рак. Мальчики смотрели на него и посмеивались, покачиваясь на стульях в предвкушении скандала.
— Так что же ты сказал, Каспер?
— Джерман Байт, сэр.
Все засмеялись. Многие покрутили у виска пальцем, кивая в его сторону.
— Он чокнутый, сэр!
— Это он не нарочно, он всегда так.
— Тихо!
Класс затих.
— Это у тебя такие шутки, Каспер?
— Нет, сэр.
— Ну а в чем же тогда дело?
— Не знаю, сэр. Просто сорвалось, когда вы сказали: Фишер. Как-то само собой выскочило: Фишер — Джерман Байт. Когда передают сводку погоды для судов, сэр, Джерман Байт всегда идет после Фишера: Фишер, Джерман Байт, Кромарти. Я их всех знаю, каждый вечер слушаю. Мне нравятся всякие такие названия.
— И теперь ты решил поделиться со мной и со всем классом твоими идиотскими знаниями?
— Нет, сэр.
— Брякнул вот так, ни с того ни с сего, и испортил мне журнал.
— Ну просто само сорвалось, сэр.
— И ты все нам выложил. Прямо с луны свалился.
Мальчишки снова принялись хохотать, откидывая назад голову и шаркая стульями, стуча крышками парт, хлопая по спине и плечам всякого, кто сидел спереди или просто подвернулся под руку, — в общем, шутка эта стала поводом для того, чтобы поднять тарарам.
— Тихо! Я сказал: тихо.
Взгляд учителя шарил по классу, гася оживление на лице, на котором он останавливался.
— Ты с нами хочешь поделиться еще какими-нибудь перлами твоей мудрости, Каспер?
— Нет, сэр.
— Хорошо, тогда садись.
Билли сел на место и начал сползать вниз по спинке стула, пока макушка его не уперлась в верхнюю перекладину спинки. Кроссли занес ручку над журналом, держа ее вертикально, будто рыбачий поплавок. В коридоре за дверью было теперь полно детей, отправлявшихся на общее молитвенное собрание.
— Кто-нибудь еще отсутствует, кроме Фишера и Бриджеса?
Все переглянулись.
— Нет, сэр.
— Хорошо, тогда можете выходить. По рядам, не все сразу.
Мальчики стали выползать из-за парт и столпились возле двери, откуда ручейком вливались в поток, уже текущий по коридору.
— Эй, Каспер, что такое Джерман Байт?
— Да заткнись ты!
Кроссли расставил в журнале палочки, означавшие «присутствует», потом сменил черный стерженек в шариковой ручке на красный и осторожно, низко склонясь над журналом, стал превращать черточку Фишера в нолик, все закругляя и закругляя маленький квадратик, пока не выдавил в журнале яичко странного цвета, ставшее композиционным центром всего этого орнамента.
— Гимн номер один-семь-пять — «Нам утро каждое любовь…».
Сборники гимнов в темно-синих обложках, вначале незаметные на фоне одежды, вдруг расцвели по всему залу белыми страницами, когда мальчики принялись их листать. Мало-помалу шум и шелест страниц были заглушены все нарастающим дружным покашливанием и хрипом, продолжавшимися до тех пор, пока мистер Грис, разъярившись, не поднял свою трость и не стал звонко щелкать ею по передней стенке аналоя, приговаривая: