– Как же, – серьезно нахмурилась Оля, – если это ваш дух… ну я не знаю… надо же было навещать, наверное… а ты и не знал?
– Оля, это же игра была, – улыбнулся Дмитрий, – я и забыл про все это давно… А мой тотем, оказывается, до сих пор здесь охотится.
– Ну и ладно, – Оля от души, с поскуливанием зевнула. – Спать ужасно хочется. Я пойду, хорошо?
– Спокойной ночи. А я еще посижу, хорошо у огня…
Дмитрий слабо махнул рукой и застыл, глядя в печь.
Собрались за час до рассвета, выбравшись из домов тайком, – кто на цыпочках через заранее смазанную дверь, кто и вовсе через окно. Пять деревенских пацанов, начитавшихся Майн Рида, Купера и еще Бог знает кого. Сжимая луки во вспотевших кулаках, подобрались к кладбищенскому холму, округлому, крутому, засаженному громадными старыми дубами. Им предстояло взывать к душам предков – и кладбище было самым подходящим местом. Впрочем, на сам холм забраться они не решились, разведя костер у его подножия. А потом, каждый как умел, попросили предков показать им тотемы, и поклялись чтить их. Перочинный ножик прошел по ладоням, и клятва была скреплена кровью. На востоке появилась светлая полоса, мир из черного стал серым, когда Димка, почти зажмурившись, бежал по тропе, спотыкаясь, обливаясь каплями росы, а потом вылетел на поле, залитое низким туманом, и, наконец-то широко раскрыв глаза, посмотрел на заветное дерево. Вот она, эта длинная ветка… Где же пустельга?
Димка поднял голову. Темный крест в сером небе ринулся вниз, взлетел, и в когтях его что-то слабо засветилось, разгораясь все ярче. Пустельга слетела на ветку, вспыхнул короткий огонь, тут же погаснув, и Димка одновременно увидел совершенно высохшую ветку и первые лучи солнца, пробивающиеся через лес. Ошарашенный, он все-таки начал искать взглядом пустельгу, чтобы завершить обряд.
Птицы нигде не было видно. "Наверняка она сгорела. Интересно, что это было? Что делать-то теперь?". И тут же в голову закралась мыслишка: "Да мы же играем! И кто сможет проверить? Скажу, что все сделал, как договорились, и ну их всех". На всякий случай Димка решил все-таки произнести положенные слова. Сглотнув слюну, он пробормотал: "Перед душами моих предков клянусь: пустельга – это я!".
Земля провалилась вниз, в уши ударил ветер. Димка в ужасе попытался схватиться за что-нибудь, но пальцы провалились в пустоту и исчезли. Он почувствовал, как веером раскрываются его перья, ловя поток теплого воздуха. Стало слышно, как под туманом в траве копошится мышь. Чуткое тело бросилось вниз, на безлюдное поле… "Мама!" – пискнул Димка.
Нос щекотало. Робко приоткрыв глаз, Димка прямо перед собой увидел травинку, показавшуюся ему огромной. По стеблю неторопливо ползла зеленая гусеница. Димка встал, отряхнул штаны и побежал домой.
Дрова в печи прогорели, оставив угли с оранжевыми каемками. «Я никому не рассказывал об этом, и не вспоминал никогда. А остальные? Так же, как я – небрежно назвали зверя и больше не вспоминали об этом. Игра скоро развалилась… А потом мы закончили школу и разъехались. И вот ведь… Я единственный из компании вернулся!»
Дмитрий отсутствующе посмотрел на угли. "Ладно, – подумал он, прислушиваясь к тихому Олиному дыханию, – завтра…. посмотрим".
– Дядь Дим, а она все время здесь живет, да? – Оля снова завороженно любовалась пустельгой. Она честно пыталась записывать повадки, количество пойманных мышей и другие подробности, но единственным, что ее занимало на самом деле, были плавные пируэты и стремительное пикирование, мягкие движения птицы, ловящей ветер. Дмитрий с утра был мрачен и неразговорчив, но Оля старалась не обращать на это внимания. «Наверное, пил вчера, пока я спала. Думает – маленькая, не пойму», – сердито подумала она, снова любуясь пустельгой.
– Оля… – позвал Дмитрий. – Ту песенку нужно петь немножко не так.
– Какую песенку? – Оля недоуменно посмотрела на него. – А, эту… далась она тебе.
– Нет-нет, это так… пустяки… Но ты послушай! – Дмитрий, безбожно фальшивя, начал напевать. "Ну дает!", подумала Оля, с трудом сдерживая смех. "Такой маленький бзик появился – ни с того, ни с сего".
Дмитрий был серьезен и почти взволнован, и извиняющаяся улыбка никак не могла это скрыть.
– Вот, главное… последняя строчка… Немножко не так… – Дмитрий робко улыбался, пытаясь показать, что все это – только шутка.
– Самое главное… "Пустельга – это я!" – пропел он дребезжащим голосом.
Оля обалдело посмотрела на пустое поле. Подняла голову: пустельга по-прежнему кружила, рисовала петли, но теперь в ее полете чудился ужас и восторг.
Среди толпы, озверело осаждавшей электричку на Москву, девочка-подросток с небольшим рюкзаком с энтузиазмом пихалась локтями и вступала в легкие перебранки, но с ее лица не сходила растерянная улыбка. Прорвавшись в вагон, она задумчиво уставилась на проплывавшие мимо окна деревья. Потом тоненько пропела: «Пустельга – буду я!» и захихикала.