– Что спасет мир? – Айрук пристально смотрит на Адучи, который машинально выдает: – Любовь!
– Что такое любовь? Адучи в замешательстве.
– Это чувство…
Айрук быстро и хлестко шлепает его кончиками пальцев по лбу, больно и унизительно.
– Это любовь?
– Это боль.
– А может, боль – это любовь?
– Боль – это боль.
– А что такое боль?
– Это когда… – еще один щелчок, от которого клацкают зубы, на глазах наворачиваются слезы и гудит в голове.
– Ты можешь описать это чувство?
Адучи пытается рассказать тайшину, что он чувствует. Тот внимательно слушает его.
– Если я снова ударю тебя, твои ощущения будут отличаться от того, что ты мне рассказал?
– Нет, я довольно точно передал то, что чувствовал. Очередной щелчок, и в глазах Адучи вспыхнули синеватые искры.
– Ты хотел бы получить еще?
– Нет, у меня уже голова трещит.
– Но почему? Ведь говорить о своих ощущениях ты можешь сколько угодно долго, а пережить их уже затруднительно для тебя?
– Наверное, все-таки описание ощущений отличается от самих ощущений?
– Насколько отличается?
– Практически полностью. Описание – это жалкое подобие того, что мы ощущаем.
– Я хочу, чтобы ты подумал об этом. А потом перестал бы думать и попробовал ощутить. С болью у тебя получилось хорошо, посмотрим, как ты справишься с темой любви?
Несколько грубоватое объяснение в духе Айрука, но, как показывает практика, наиболее эффективное. Айрук обычно идет короткой дорогой. Он чрезвычайно ценит время, и ему наплевать на условности.
– Ты нашел ответ на мой вопрос?
Но Адучи не мог ему ответить да и не хотел. Он чувствовал в себе огромный заряд необъяснимой нежности ко всему окружающему и знал наверняка: стоит ему сказать хоть одно слово про любовь, он сразу же потеряет это уникальное состояние.
– Ос, ты что, заблудился? – Филатов настороженно озирался, периодически поправляя рюкзак у себя за спиной.
– Виталий, а зачем ты с собой эту тяжесть прешь? – это уже шептал на ухо Филатову его сосед сзади – Санаев. Они отправились в экспедицию втроем, несмотря на яростные возражения Анны, которая, естественно, тоже не смогла остаться в Новосибирске и теперь ждала их на поверхности, сидя в автомобиле и тревожно прислушиваясь к шипению рации, комплект которой захватил с собой из дома Филатов.
– Надо, – уклончиво съязвил специалист по безопасности, решив не открывать тайну своей ноши попутчикам до момента прибытия в конечный пункт. Если бы Санаев мог проследить маршрут Филатова после того, как он привез молодоженов в свою однокомнатную квартиру, а сам уехал решать свои неотложные дела, он бы многое понял в его неудержимом стремлении попасть в Герпад. Первым делом Филатов приехал домой, и, помывшись и переодевшись, поел, перекинулся с женой несколькими фразами и помчался в «СИУС». Пробыв там еще пару часов, он встретился на окраине Северо-Чемского района с человеком, в криминальных кругах Новосибирска известным под прозвищем Оружейник. Еще через час он уже ехал по Красному проспекту, а в багажнике его «Мерседеса» лежали мощный радиофугас с дистанционным пультом инициирования, две фанаты «Ф-1», пистолет Стечкина, снабженный глушителем и двумя запасными обоймами, прибор ночного видения и новый водонепроницаемый штурмовой комбинезон, идеально подходящий для проведения небольшой спецоперации в неблагоприятных условиях канализационного лабиринта.
Молодую пару он застал в процессе обсуждения перспектив участия в этом мероприятии. Причем было видно, что Анна отговаривает мужа формально, на самом деле ей тоже было тяжело сознавать, что они могли что-либо сделать для того, чтобы оградить мир от этого чудовища, засевшего в подземелье, но не сделали. И еще ей было просто страшно, как и любой женщине, испытывающей обостренный инстинкт грядущего материнства. Филатов не представлял себе, как она вообще держится до сих пор после всего, что им пришлось пережить. Он сам, человек бывалый и тренированный, находился в каком-то сумеречном состоянии, когда все окружающее воспринимается некритично, зыбко и отрешенно. Решили ехать в Барнаул все вместе.
– Ос, ну ты что? – Филатов нетерпеливо ткнул диггера пальцем в спину.
– Бляха-муха, вы заткнетесь или нет? – Осьминог, двадцатитрехлетний парень, раздраженно зашипел, извергая сквозь сглатывающий звуки респиратор отборные маты.
– Да ладно, ладно, молчу. Ну что ты так разошелся-то? – примирительно пробормотал Филатов, чувствуя, что от постоянного согбенного положения и тяжести радиофугаса в рюкзаке тело наливается усталостью и немеет. Через несколько минут они опять двинулись вперед, выбирая правый коридор, стены которого были вымазаны толстым слоем дегтя или сажи. Судя по далеким звукам, доносящимся через многочисленные препятствия, и пройденному маршруту, они уже достаточно глубоко вошли в подземные коммуникации города. Но, по рассказам Санаева, до Герпада были еще многие десятки метров узких и грязных коридоров, лазов и тоннелей.