-Ты что, Ром? Ты…
– Тихо, – прошептал охотовед и, не сводя взгляда с силуэта на вершине холма, многозначительно кивнул на ватка.
Парни недоуменно переглядывались: неожиданное поведение проводника наложилось на непривычное поведение зверя, создавая «эффект остановившегося времени», когда, кажется, замирает весь мир вокруг.
– Стойте тихо, не двигайтесь, – чуть слышно повторил алтаец, лицо которого превратилось в неподвижную каменную маску. Сам он чуть вышел вперед и, показывая волку пустые руки, поклонился и сказал что-то на не знакомом охотникам языке. А зверь стоял и разглядывал пришельцев, не показывая при этом ни малейшего намека на испуг. Парни, в глазах которых еще были живы моменты недавней охоты, когда безжалостные пули сбивали бегущих животных, словно кегли в кегельбане, недоуменно переводили взгляд с проводника на серую фигуру, контрастно выделяющуюся на фоне бирюзового неба. Их руки лежали на придающих уверенность мощных карабинах, но никто из них не двинулся с места, словно подпадая под гипнотические действия пожилого алтайца. Рома же попятился, по-прежнему не сводя взгляда с волка и показывая попутчикам жестами, что им тоже нужно уходить.
– Ром, что это за цирк? – охотник явно чувствовал себя неуверенно. Уйти от очевидной добычи да еще таким позорным, ракообразным способом, – пятясь, – было для него неприемлемо. Однако он понимал, что все они находятся в тайге, где господствуют свои законы, которые проводник-алтаец, конечно же, знает лучше их. И если он реагирует на этого странного волка столь неординарно, забыв даже о субординации и об обещанных баксах, значит, в этом действительно есть необходимость, которой следует подчиниться. Даже несмотря на карабины, снабженные многократной оптикой.
Уже внизу, когда они добрались до полуразрушенной избы, откуда начиналось их восхождение на холм, проводник нарушил молчание и взволнованно забормотал:
– Все, уходить надо. Скорее уходить отсюда.
Охотники, еще бросая удивленные взгляды в сторону лесистой горы, старались не смотреть друг на друга, скрывая смущение и непонятный страх, родившийся где-то глубоко внутри.
– Ром, ты не бормочи, а объясни, что произошло-то? Что мы от него побежали-то, как от оборотня, блин? Его мочкануть нужно было, и все дела.
Проводник испуганно вздернул брови и, прошептав что-то еле слышно, медленно проговорил:
– Нельзя. Это и был оборотень. Убьешь его – все, и двух дней не проживешь!
– Как это, оборотень? Настоящий, что ли? Ром…
Но проводник был не похож сам на себя: испуг искривил его спокойное обычно лицо и придал движениям излишнюю резкость.
– Вы что, не видели? Разве волк может себя так вести? Это был не обычный волк! Его послал Хозяин Алтая! Там, в нем, – алтаец нервно сглотнул, – шаман сидел, вы что, не поняли? Там, в волке. Он его глазами на нас смотрел. Такое, говорят, в этих местах случается. Уходить надо…
Было видно, что охотникам и самим было неуютно в этом странном месте, но закончить охоту бегством означало для них потерять не только кайф от охоты, но и друг перед другом свое лицо. Поэтому предложение проводника было встречено ими неодобрительно.
– Роман, ты это что нас грузишь-то? Оборотни, шаманы – это все понятно. Но, по-моему, ты палку перегибаешь. Пойдем, вернемся, завалим его и посмотрим, кто там внутри сидит?
Алтаец шарахнулся в сторону, будто не было для него ничего страшнее, чем идти опять на эту страшную гору.
– Тут, неподалеку, – он махнул рукой куда-то в сторону, – древнее шаманское святилище стоит. Тут места особые. «Волчья гора». Давным-давно тут волки-шаманы обитали. А я, дурак, за деньги купился, чуть вас всех и себя не угробил. Уходить отсюда надо, пока отпускают.
Он развернулся и торопливо засеменил туда, откуда они пришли, периодически оборачиваясь и махая охотникам рукой. Парни задумчиво смотрели ему вслед, затем бросали быстрые взгляды на вершину горы, пытаясь разглядеть там крохотную фигурку таинственного волка, так сильно напугавшего их проводника. Спустя несколько минут они, посмеиваясь, медленно пошли за удаляющимся Ромой, давая ему понять, что в оборотней и шаманов они не верят, но и оставаться здесь одним, без провожатого, лишившегося своих комиссионных, им тоже не очень улыбалось.
– Максим, я не смогу ответить на твои вопросы, потому что не представляю себе содержание твоих видений. – Старик сидел напротив Коврова, попыхивая курительной трубкой и щурясь от удовольствия. Максим прислушался к своим ощущениям:
– Я много раз перепросматривал свою личную историю. Много раз у меня были подобные инсайты, но никогда я не переживал их так явственно. Тем более никогда не мог предположить, что в моих прошлых жизнях были какие-то древнеславянские корни.
– Просто ты копнул очень глубоко. И причиной этому послужила эмоциональная встряска, полученная тобой в результате атаки зедарка. Можно сказать, что он пришел и встряхнул тебя так, как не делал этого даже твой самый жесткий учитель – Айрук. И не исключено, кстати, что этот зедарк пришел именно из этого прошлого.
– Через сотни лет?
– Для кармы не существует понятие «время». Просто он мог прийти в это время теми же путями, которыми пришел сюда ты.
– Данилыч, странно от тебя слышать понятие такое – карма. Когда говорил Айрук, это было понятно. Но ты…
Старик, ехидно прищурившись, посмотрел на него сквозь завесу пахнущего вишней дыма:
– Макс, с кем поведешься… Я же говорю, чтобы тебе понятно было. Ну назови я ее – «Тяги Земные» – проще тебе будет? Или начни я на Огне разговаривать…
– Как это «на огне»?
– На «маяке». Так назывался тайный язык офеней, позже переделанный блатными в «феню», «блатную музыку».
– Это что-то из криминального мира? Данилыч кивнул:
– Тут Санаев ко мне девушку одну привозил, ну из своих, из дуэнергов, – Елену, кажется. Так вот она меня, старого, замучила совсем. Все искала связь криминального мира с древней русской культурой. Даже диссертацию решила писать. Я ее сначала отослал с Богом, а она опять сюда.
Настырная девчонка попалась. Ее особенно интересовали образ Волка в традиции русских ведунов и возможные параллели с первыми обществами деклассированных элементов, ворами то есть. Блатной жаргон, ритуалы, язык жестов… И, ты знаешь, вижу, девчонке-то и вправду интересно – за ушедшее цепляется, свою личную историю перелопатить хочет. Вот как ты. Давай к тебе вернемся, а то времени у нас осталось всего ничего.
Максим сбросил с плеч плед, его уже больше не трясло – Данилыч, как всегда, очень грамотно и своевременно разрядил обстановку своими спонтанными отступлениями.
– Я бы хотел побольше узнать о… «том себе». Старик неопределенно пожал плечами:
– А кто тебе сказал, что это был ты? Как вообще можно мерить такие моменты категорией «Я»?
– Ну, как же… Данилыч фыркнул:
– Сейчас последует термин «реинкарнация». Я его тоже где-то слышал… Но давай не будем все упрощать. Если ты будешь считать «себя того» собой, то рано или поздно непременно сойдешь с ума.
– Но это был я. Я все чувствовал: звуки, запахи, цвета, боль…
– Максим, в человеке содержится грандиозный запасник знаний – генофонд. В нем – информация от сотен биологических существ. Ты расшатал свое восприятие, и генофонд стал открывать тебе свои тайны. Но представь, что будет, если ты пойдешь дальше и начнешь ассоциировать себя с еще более древними предками, потом, может быть, животными и так далее… Не зацикливайся на личностях. Тебе и так необходимо научиться справляться с одной, своей личной историей, а ты пытаешься притянуть туда еще несколько. Ты просто открыл какую-то часть самого себя, не более. Ты должен отследить, почему именно это знание пришло к тебе в данный момент?
– Это определенно был какой-то переходный период между Крещением и древним Язычеством.
– Почему ты так решил?
– Я видел символы. Много разных символов. Среди них был, кажется, символ, похожий на Коловрат – славянскую свастику. Были какие-то кресты. Потом были резные обережники… Я вспомнил! Я был сыном ведуна!