– О зедарке. Ты же не знаешь ничего… Я… – она присела на корточки и расплакалась, чувствуя обиду и бессилие, радуясь невероятной встрече и огорчаясь вполне закономерной в данной ситуации подозрительности. На улице было уже совсем темно, и она даже не увидела, как Ковров оказался около нее, присаживаясь напротив и перебирая в ладони свои страшные шары, вглядываясь в се мокрое от слез лицо.
Они сидели на кровати в ее домике и беседовали вполголоса, хотя оснований для шепота особых не было: домик стоял отдельно от других однотипных деревянных «треугольничков», выстроившихся в длинный ряд вдоль той самой аллеи, на которой Арамова встретила Максима.
Их разговор длился уже несколько часов, за время которых Анна поведала Коврову о всех злоключениях, произошедших с ней и ее спутниками в Барнауле. Девушка отметила, что Максим еще больше похудел и был по-прежнему напряжен, не выпуская из руки металлические шары, которые он перебирал в ладони на манер китайских шариков со звоном.
– Аня, мне не верится что Данилыч – зедарк. Понимаешь, я не хочу сказать, что ты вводишь меня в заблуждение, но скорее всего ты просто ошибаешься. Я знаю его практически с детства. Поверь мне, если бы он был Кайчи, мастера Тай-Шин знали бы об этом, какими бы дьявольскими уловками он не пользовался.
– Хорошо. Как же ты тогда прокомментируешь его поведение? Он оставил нас в своем доме, когда Витале срочно нужна была помощь. Он убежал, скрылся. Причем он был очень удивлен, увидев нас на пороге своего дома. Мы его спугнули, и он…
– Подожди. Он неслучайно сказал вам, чтобы вы уезжали. Пойми, мы перешли на военное положение. И в этом свете его действия очень легко можно объяснить. А тут появляетесь вы, ты и Филатов, перемазанный в кровище, и говорите, что взорвали Герпад, уничтожили зедарка и его дочь, а Сева погиб… Я, например, тоже очень удивился, увидев тебя здесь.
– Ты же следил за мной, да? Ковров кивнул.
– Я тебя сразу почувствовал. Вчера я тебя нашел ну и понаблюдал со стороны, конечно. А вот сегодня решил прояснить причину твоего присутствия в этих краях. Между прочим, в отличие от тебя Данилыч не знал, где я могу быть. Он даже отказался от того, чтобы я назвал ему место своего предположительного нахождения.
– Я уверена, он и так все знает. С его способностями это не составит для него большого труда. А что касается меня, то ты сам мне сказал про Черную воду Озера Сновидений. После нашего похода на изнанку Барнаула, помнишь? Все остальное было нетрудно додумать. А вот поведение Данилыча меня настораживает. И, по-моему, самый актуальный вопрос сейчас: когда нам ждать появления этого пожилого оборотня? Ты сможешь его почувствовать так же, как меня?
Максим перебросил один шар в другую ладонь, зажав в кулаках, грозное метательное оружие.
– Почувствовать Данилыча – это совсем не то, что почувствовать тебя. Но здесь дело в другом: я по-прежнему не могу поверить в его причастность к культу Зеда, понимаешь?
– Макс, когда ты поверишь, боюсь, будет уже слишком поздно. Он появится, можешь не сомневаться. Что делать дальше – это уже исключительно твое личное дело. Мое дело – тебя предупредить. Да я и не смогу сделать для тебя что-либо большее. Поэтому завтра я уеду. Я и так слишком много натерпелась от этой непонятной войны. Мужа потеряла, постарела лет на десять. Во всяком случае, теперь мне не придется корить себя за то, что я что-то не смогла сделать для всего этого. Мы выжались на полную катушку. Севка рассчитался жизнью, Филатов здоровьем, я нервными клетками и издерганной психикой с устойчивым неврозом, от которого теперь, по всей видимости, придется избавляться всю оставшуюся жизнь. Максим примирительно кивнул ей.
– Не обижайся. Я благодарен вам за все, что вы сделали. Просто пойми и мое состояние. Когда я тебя увидел…
– Ты подумал, что дочка зедарка – это я? – Анна понимающе посмотрела на Коврова, – ты знаешь, я много думала о ней. Представляешь, каково маленькой девочке попасть в такую семейку? Мне, откровенно говоря, поначалу даже не верилось в ее существование. Но Сева сказал Виталию там, в подземелье, что видел ее. А еще он сказал, что у нее лицо было покрыто татуировкой. Кошмар, правда?
– А ты уверена, что эта девушка погибла, как и зедарк, да, впрочем, и Сева? Ведь фактического подтверждения их гибели нет. Они могли спрятаться где-нибудь в подземелье и покинуть его после того, как все успокоилось.
– Не знаю. Возможно. Мне сложно судить, но Филатов был там. Он утверждал, что взрывом проломило все гнилые деревянные подпорки старых сооружений, а бетонные стены полопались от какого-то «остронаправленного взрыва». Ему самому еле удалось спастись. Проходы обваливались, по его рассказам, прямо у него за спиной. Вряд ли кому-то удалось выжить в этом аду.
Максим рассеянно посмотрел на окно, за которым чернильным пятном расплылась во все стороны непроницаемо черная ночь.
– Давай поговорим об этом завтра? Уже поздно. Нужно поспать. Я, если ты не против, устроюсь вот здесь, в углу, на стуле.
– Ты будешь спать на стуле? Максим улыбнулся:
– Я привык. Пусть тебя это не беспокоит.
– А-а, понимаю, ты боишься, что ночью я прикоснусь к тебе ядовитой рукой?
– Красиво, – Аня зажмурилась и, приложив руку ко лбу на манер защитного козырька, стала пристально вглядываться в бликующую на солнце водную лавину. – Макс, смотри, если вглядываться вглубь водопада, то можно рассмотреть черты лица. Ой! Он и вправду похож на деда, древнего горного деда с прозрачной бородой.
Она еще смотрела несколько мгновений на Корбу, а потом вдруг помрачнела и отвернулась, стараясь не смотреть на Коврова.
– Ань, что случилось?
– Черт бы его побрал! –Кого?
– Данилыча этого твоего. Даже водопад мне напоминает о нем. Этот старик сведет меня с ума. Мне, правда, нужно ехать. Я больше не могу! Уеду к тетке, во Владивосток, может быть, там смогу забыть про все это.
– Хорошо. Завтра ты уедешь. Я думал, что несколько дней на озере пойдут тебе на пользу, но вижу, что здесь тебе действительно больше не стоит оставаться. Давай хоть сегодня не будем думать обо всем этом.
– Макс! Как мы можем не думать об этом!? Особенно ты! Он охотится за тобой. Ты же воин, ты не можешь так легкомысленно относиться к своему врагу.
– Именно потому, что я – воин, я не могу позволить себе забивать голову мыслями о врагах. Такие мысли подтачивают дух воина изнутри. Когда враг придет, только тогда я смогу позволить себе реагировать на его появление.
– Но ведь можно предвидеть его появление, предотвратить его.
– Анна, пойми: зедарк является частью мира, который меня окружает, отражением моей темной половины сознания. Думать о нем значит усиливать и без того его могущественный потенциал. Бегать от него или пытаться спрятаться значит пытаться бегать и прятаться от самого себя. И это не просто теория, это часть философии, которую я исповедую. Зедарк является частью меня…
Анна поежилась, словно водопад протянул к ней свои невидимые руки и обнял, отодвинув от Максима холодным током влажного воздуха.
– Как же ты… хочешь одолеть его?
– Его невозможно одолеть.
Арамова внимательно посмотрела на Коврова, но не увидела в его поведении и следа от обреченности человека, говорящего о неизбежности победы над собой своего врага. Максим уловил ее чувства и улыбнулся.
– Ты не поняла меня, я вовсе не хочу сидеть и ждать, пока зедарк придет и уничтожит меня физически. Цель воинов Тай-Шин – Свобода. А свободный человек не будет уподобляться узнику, приговоренному к смерти. Ты знаешь, однажды я прочитал интересную книгу одного американского психолога, в которой приводился очень любопытный ацтекский миф о Тецкатлипоке, ужасном и устрашающем божестве, бродящем по ночам в образе гиганта и несущем свою голову в руке. Люди, увидевшие его, умирали от ужаса, но среди них оказался человек, который схватил гиганта и пообещал удерживать его до рассвета. Божество стало просить смельчака отпустить его, потом стало ругаться, а когда солнце окрасило горизонт рассветными лучами, оно стало уговаривать героя обменять свою свободу в обмен на богатство и непобедимую силу. Победитель отпустил бога тьмы, но в качестве залога взял себе его сердце, которое завернул в ткань и отнес домой. Развернув дома свою ношу, человек не обнаружил там ничего, кроме белых перьев, шипа, пепла и старой тряпки.