Ишмаэль круглыми глазами уставился на нее, словно не зная, верить ему или нет.
– Отвали, – сказала Присцилла.
– Дети, у нас все-таки гости, – произнесла миссис Рейкстро. – И сегодня мой день рождения. Можно хотя бы один день в году не ссориться и не показывать свои задницы?
– Как идут дела в мире гомосексуалистов? – спросила Мэри Бет, накладывая себе салат.
– Я бы хотел, чтобы ты не называла нас этим словом, – сказал Сэм.
– Но вы же гомосексуалисты, разве нет? – возразила она.
– Нет никакого «мира гомосексуалистов».
– Как скажешь.
– Мы обычные люди.
– Как скажешь.
Нас прервало появление их младшего сына Пола. Или, как все его называли, Поли. Он был миловидным молодым человеком, хоть и страдал от лишнего веса.
– Вы начали без меня? – возмутился Поли, садясь рядом с матерью. Меня он не удостоил и взглядом.
– Ну, – произнесла его мать, – нам хотелось есть. И у меня день рождения, так что мы будем делать все, что я захочу. Таковы, знаешь ли, правила дома.
– Вы прочитали благодарственную молитву?
Миссис Рейкстро вздохнула и потянулась за бокалом вина.
– Вы не считаете, что мы обязаны поблагодарить Господа Бога за пищу, которой он столь щедро нас обеспечил? – спросил Поли.
– Насколько мне помнится, пищей нас обеспечил я, – заметил мистер Рейкстро.
– Разве ты посылал дождь на посевы, папа?
– Давайте уже помолимся, – сказала миссис Рейкстро. – Иначе он никогда не заткнется.
Поли начал читать молитву, многословно благодаря Бога за нашу еду, за погоду, за друзей и товарищей, за церковь, за наши права и свободы, за наши семьи, за безопасность, за великую страну, в которой нам посчастливилось жить, за многочисленные жертвы, принесенные, чтобы спасти нас от террористов…
– Поли, если бы молитва продлилась еще хоть секундой дольше, то еду пришлось бы разогревать, – сказала миссис Рейкстро, когда он закончил.
– Что плохого в том, чтобы благодарить Господа? – спросил Поли. – Мама, тебе не стоит пить в воскресенье. Это день отдыха.
Миссис Рейкстро, хмыкнув, потянулась к бокалу.
Присцилла бросила на младшего брата сумрачный взгляд.
– В Поли столько Иисуса, что ничем, кроме клизмы, его из организма не выведешь, – заявил Ларри.
– Смейся надо мной, сколько влезет, – сказал Поли. – Вы все только этим и занимаетесь.
– Поли, мы счастливы за тебя, – сказал мистер Рейкстро, – но нам обязательно постоянно говорить о религии?
– Ты хочешь, чтобы я молчал, пока моя семья, веселясь и упиваясь спиртным, движется к горящей пропасти ада?
Сэм, сидящий напротив меня, улыбнулся. Начинается, говорила его улыбка.
– Ты еще не познакомился с Иши, – сказал Сэм. – Иши, это Поли, мой младший брат.
– Иши, ты был спасен? – спросил Поли.
– Поли! – воскликнула миссис Рейкстро.
– Как еще дети придут к Господу, если мы их Ему не представим?
– Бога ради, ему всего семь. Поли, ну в самом-то деле! Кроме того, Хен католик, а католики не считают Иисуса своим личным спасителем и всем таким прочим.
– В глазах Господа нет ничего драгоценнее, чем невинность ребенка, мама. Детей надо воспитывать правильно, согласно Писанию. И мы должны ловить их в младенчестве, пока мир не успел их растлить. Хотя я не удивлюсь, если Сэм с Хеном уже к этому приступили. Ты же знаешь, какие они. Надеюсь, они не планируют воспитывать его. Мало того, что он остался без матери, но расти с двумя гомиками в роли «папочек»…
– Почему это они не могут оставить его? – спросила миссис Рейкстро.
– Мама, им нельзя находиться рядом с детьми. Ты же знаешь, они при первой же возможности его развратят.
– Поли, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. – Сейчас не время и не…
– Это мерзость в глазах Божьих, когда, цитируя апостола Павла, мужчины на мужчинах делают срам. А если они приведут в свой дом ребенка…
– Может, мне вывести тебя на улицу и надрать твою толстую задницу? – будничным тоном спросил его Сэм.
– Ты не можешь следовать Божьему слову, ибо правда не на твоей стороне, – отпарировал Поли.
– Неудивительно, что в прошлом таких, как ты, жгли на кострах, – сказал Ларри. – В смысле, как еще нам спокойно поужинать в воскресенье?
– И пришел Он к своим, но свои Его не приняли, – вновь процитировал Писание Поли. Судя по всему, в воскресной школе он слушал, а не считал ворон.
– А как, кстати, дела у твоей девушки? – спросил, улыбаясь, Сэм.
– У меня ее нет.
– О. Точно. Двадцать лет и до сих пор девственник. Интересно, как оно так получилось?
– Если тебе хочется осквернять себя всеми видами сексуальных грехов и извращений, это еще не значит, что и остальные люди такие же, – огрызнулся чопорным тоном Поли.
– Или ты просто маленький занудный говнюк, и девушки тебя не выносят, – отпарировал Сэм.
– По крайней мере, я не мерзость в глазах Божьих!
– А может, ты гей и не можешь принять себя, – прибавил Сэм. – Такое бывает.
По лицу Поли распространилось выражение вящего ужаса.
Сэм улыбнулся мне.
Хотя напрямую ничто не указывало на то, что Поли был геем, вероятность такого расклада не выходила за границы возможного. Он всегда был «чувствительным», достаточно тихим и не слишком общительным. В присутствии девушек он откровенно робел. Это не делало его геем, но…
– Дети, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. Она повернулась к мужу и пришпилила его к месту страдальческим взглядом. – И ты еще удивляешься, почему вдруг я пью.
– Только взгляни на него, мама, – горячо провозгласил Поли. – Он приводит сюда своего любовничка, чтобы тот ел нашу еду и оскорблял нас своим присутствием. А теперь они планируют вместе растить ребенка. Это неправильно.
– А еще это не твое дело, – спокойно сказал мистер Рейкстро.
– Господь накажет общины, которые не противостоят проискам гомосексуалистов, – ответил Поли. – Меня тошнит от того, как они выставляются и издеваются над Господом Богом.
Мистер Рейкстро отложил куриную ножку, которую он пощипывал, вытер руки полотняной салфеткой и снова положил ее на колени, затем повернулся к Поли лицом и не заговаривал, пока тот не опустил наконец-то глаза.
– Повторяю вам в самый последний раз, молодой человек, – тихо произнес мистер Рейкстро. – Это мой дом. Или ты следуешь моим правилам, или уходишь. Я не дам тебе портить все семейные ужины в моем доме своей непрерывной болтовней о религии. Ты меня понял?
Поли, резко выдохнув, скорчил гримасу.
– Сэмюэл – твой старший брат, и ты будешь относиться к нему со всем заслуженным им уважением. Чем он занимается за закрытыми дверьми своей спальни – не касается ни меня, ни тебя, ни кого бы то ни было. Это не наше дело, сын. Ты обозначил свою позицию достаточно четко и проговорил ее такое количество раз, что нас, если честно, уже тошнит от твоей трескотни. А теперь пожалуйста – боже, пожалуйста! – ты не мог бы, к дьяволу, наконец-то заткнуться?
– Извини, папа, но я люблю свою семью, и не хочу, чтобы вы были прокляты. Это настолько неправильно? Это что, преступление – хотеть, чтобы твои братья и сестры не попали на веки вечные в ад? Чтобы наша мать не допилась до проклятия? Ты хочешь сказать, я не имею права свободно исповедовать свою религию?
– Ты более чем волен ее исповедовать, сын. Ходи в любую церковь, в какую только захочешь, молись хоть весь день напролет – тебе никто и слова не скажет. Но я не считаю, что требую слишком многого, когда один раз в неделю во время семейного ужина прошу тебя придержать свою религию при себе. Особенно сегодня, когда у нас гости.
– Неужели тебе все равно, спасется Сэм или нет? Разве это не твоя прямая обязанность? Разве ты не глава этого дома?
За столом, где и так было тихо, воцарилась полная тишина. Поли ступил на опасную почву. В традиции южного баптизма мужчина, стоящий во главе семьи, заботился о духовном благополучии своих близких. Во всяком случае, должен был.