– Очаровательно, – сказал Сэм.
– Предпочитаю быть информированным. Ну ладно. А у вас как дела?
Мы рассказали ему о граффити на стене заправки мистера Хасана.
– Охереть!
– Ты мог бы не выражаться перед моим ребенком? – спросил я.
– Почему это он твой ребенок? – вопросил Сэм. – Он мой ковбоец. Правда ведь, Иши?
Ишмаэль счастливо кивнул.
– Ребят, вы прямо как пожилая женатая пара, – сказал Ларри. – Уже известно, кто это сделал?
– Скорее всего Рики с дружками.
– Рики Калкинс? – Обмозговав эту информацию, Ларри издал смешок. – Малыш Рики Калкинс? А дело будет расследовать его важный папочка из полиции?
– Именно так, – сказал я. – Сегодня показывали по WTVA. У Калкинса был такой вид, будто он наступил в коровью лепешку.
– Все это плохо для Бенда, – серьезно проговорил Сэм.
– Еще как, – сказал я.
– Плохо для бизнеса. Не хотелось бы, чтобы нас считали кучкой реднеков.
– Мы сидим на кухне, болтаем о пердеже и фекалиях, и мы не реднеки? – спросил я.
– Это бросило тень на всех нас, – сказал Сэм.
– И еще было очень гадко по отношению к мистеру Хасану.
– Ну, в том числе.
– Это важно, – заметил я.
– Мистера Хасана недолюбливает куча народу, – сказал Ларри, уминая сдобренное маслом картофельное пюре.
– Почему? – спросил я.
– Сам знаешь.
– Нет, не знаю.
– Он «песчаный ниггер».
– Ты мог бы не использовать это выражение в моем доме? – потребовал я.
– Хен, не бесись. Иисусе.
– Ларри, прости, ты мне нравишься, ты Сэмов брат и так далее, но пожалуйста, ради всего святого, ты можешь думать, что говоришь, в присутствии любопытных маленьких ушек?
– О, – пристыженно пробормотал он. – Не слушай меня, мужичок. Я плохой мальчик.
– Ты сказал плохое слово, – заявил Ишмаэль. – Дядя Хен, а что такое «песчаный ниггер»?
– Вот видишь, – сказал я, метнув в сторону Ларри разгневанный взгляд.
– Это нехорошее выражение, Иши, – сказал Сэм своим особым отцовским голосом. – Такие вещи мы в нашем доме не говорим. Окей?
– Почему?
– Потому что они обижают людей. Тебе разве понравилось бы, если бы кто-нибудь обозвал тебя плохим словом?
– Нет.
– Вот и мы не должны поступать так с другими людьми. Это некрасиво.
– Окей.
– Хочешь, чтобы твой дядя Ларри помог тебе с домашней работой? – спросил Ларри.
– Мне надо учить табрицу.
– Что за табрица такая?
– Таблица умножения, – сказал я.
– Я никак ее не запомнюсь, – прибавил он.
– Не запомню, – сказал я.
– Не запомнюсь.
– Малыш, правильно говорить «не запомню».
– О.
– Я тебе помогу, – пообещал Ларри.
– Правда?
– Конечно.
– Обещаешься?
– Обещаю.
– На мизинчиках поклянешься?
– Конечно. Давай. – Ларри оттопырил мизинец. – В детстве мы с твоим дядей Сэмом постоянно клялись на мизинчиках – в основном, потому что боялись, что о наших шалостях проведает мама. А шалили мы часто. Это дядя Сэм научил тебя такой клятве?
Иши кивнул.
Ларри, очень широко ухмыляясь, покосился на Сэма.
– Не вздумай, – предостерег его Сэм.
– Помнишь, когда ты в последний раз заставил меня поклясться на мизинчиках? – спросил Ларри.
– Тебе обязательно снова рассказывать эту историю?
– А что было-то? – спросил я.
– В общем, он пошел в ванную и очень, очень долго оттуда не выходил… потому что играл, так сказать, с одной штучкой, с которой ему нельзя было играть, и он испугался, что мама узнает, и заставил меня поклясться на мизинчиках, что я никому не скажу, что он там делал.
Сэм покраснел от смущения.
– Так с чем он играл? – спросил я, наслаждаясь его дискомфортом.
– Не знаю, не рассмотрел. Эта штучка была такой маленькой, – сказал Ларри.
– Невероятно. Мы вместе так долго, а я ни разу не слышал эту историю, – сказал я.
– Мне было всего тринадцать, – сказал в свое оправдание Сэм.
– Я зашел уже в самом конце, – сказал Ларри. – Он, по-моему, и не заметил меня. Я понятия не имел, что он делает и почему, но у него было такое лицо… господи, он морщился, будто от боли.
– У него до сих пор иногда бывает такое лицо, – вставил я.
– Я подумал, что у него сердечный приступ или что-то типа того. И сказал ему: «Что с тобой?», а он посмотрел на меня такими глазами, словно поверить не мог, что за ним наблюдали. Даже тогда он был конченным извращенцем.
– Я? Это же ты шнырял по дому и подсматривал за людьми, – возразил Сэм.
– Я хотел писать!
– Мог бы и подождать.
– Но ты так долго не выходил. Теперь-то я понимаю, из-за чего.
– Мы можем не говорить об этом в присутствии моего маленького ковбойца?
– Он краснеет! Боже, его было просто не остановить.
– Ну все! – рявкнул Сэм. – Хватит уже.
– Он наяривал, как перед концом света.
– Можно подумать, ты никогда этим не занимался!
– Но не перед целым же домом!
– Я был в ванной, и дверь была закрыта.
– Черт, надо было позвать соседей и продавать на твое шоу билеты.
– Ты такой говнюк.
– Я бы с радостью заплатил, – признался я.
– Что ж, – бодро сказал Ларри, – как говорится, горбатого могила исправит, но ненадолго можно выбить дурь палкой. Если она не поможет, так хоть успокоит. Ребят, у вас пиво есть?
Сэм фыркнул.
– А знаешь, как еще говорят? Когда споришь с дураком, убедись, что он не делает то же самое.
Глава 85
Вид с последней скамьи
Я ходил в Святого Спаса всю свою жизнь, в эту старую кирпичную церковь, в колокол которой давно не звонили из страха обвалить колокольню – такой она была старой. Зимой в ней, гордой и величественной в духе сороковых, всегда гуляли холодные сквозняки, а летом стояла жара, как в аду. Приходской совет неустанно напоминал нам о «неимоверных расходах» на содержание кондиционеров.
Она славилась своими великолепными витражами, а развесистый клен во дворе свидетельствовал о том, сколько лун пришло и ушло с ее основания.
Мы с Ишмаэлем прибыли в самый последний момент и сели на самом последнем ряду. Я изо всех сил старался не замечать, что на меня смотрят. Сестра Асенсьон, которая вместе с отцом Гуэррой ждала у дверей начала процессии, подошла ко мне, чтобы в утешение положить руку мне на плечо и предложить натянутую, многострадальческую улыбку.
Сказать она ничего не сказала. Говорить было нечего.
Что поделать. Так получилось.
С моего места на задней скамье открывался хороший обзор на светловолосый затылок мисс Стеллы Кросс. Она сидела рядом с мужем прямо как палка. Ведь, в конце концов, она была столпом общества.
Келли и Анна справились без меня на отлично.
Мне всегда довольно неплохо удавалось не будить спящих псов, но глядя в затылок мисс Стеллы, я становился все злее и злее. Когда пришло время причастия, я взял Иши за руку, и мы тихо выскользнули за дверь. Причащаться в таком разгневанном состоянии казалось неправильным.
– Ты не пошел на перчастие, – сказал Ишмаэль, пока мы спускались по ступенькам крыльца.
– Причастие.
– Ты не пошел на него.
– Не было настроения.
– Почему?
– Не знаю.
– И ты больше не играешься на гитаре.
– Да.
– Почему?
– Сложно сказать.
– Ты больше не хочешь играть?
– Вроде того.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– О.
Глава 86
Теперь я все вижу
В четверг вечером мы с Ишмаэлем поехали в Эмори – в «Уолмарт», куда он был записан на прием к окулисту. Жаль, конечно, было расстраивать Сэма, но я не собирался платить непомерные деньги магазинам вроде «Ленз Крафтерс», когда в «Уолмарте» были более разумные цены.
– А после того, как тебе подберут очки, мы пойдем за покупками, – сказал я, когда мы зашли в магазин. – И ты, если захочешь, сможешь потратить свои карманные деньги.