– Посочувствовали? – выплюнула она. – Меня трахал мой папочка, и ты думаешь, я хочу, чтобы мне посочувствовали?
– Мне надо знать правду.
– А по нему, что ли, не видно?
– Ты можешь взять и сказать прямо?
– Сказать что?
– От кого он.
– Папа меня изнасиловал. Трахнул меня. Он пришел ко мне в комнату, лег в кровать, задрал мне ночнушку и засунул в мою вагину свой член. Тебе достаточно, Хен, или надо еще? Ты знал, что пенис у папы был всего четыре дюйма длиной? Неудивительно, что мама вечно была в плохом настроении.
– И потому ты убила его?
– У меня есть алиби.
– Калкинс так не считает.
– Да что он знает, этот говнюк?
– Он знает, что у тебя нет алиби.
– Я ничего не делала, так что какая, ко всем чертям, разница?
– Вы с папой поссорились? Ты приходила к ним в дом?
– Прекращай. Не твое это дело.
– Если ты убила папу – мое.
– Это не тебя изнасиловали!
– У нас есть только твое слово и все.
– Этот мудак разрушил мою мудацкую жизнь. Он получил по заслугам.
– Значит, это сделала ты?
Она прикусила язык и уставилась на меня подозрительным взглядом, словно вдруг поняла, что я пытаюсь вынудить ее проболтаться.
– Хватит, Хен. Не твое это дело. Все уже в прошлом.
– Калкинс так не считает.
– Да какая разница, что считает этот ублюдок?
– Дело еще не закрыто.
– Раз так, то пускай найдет гребаного свидетеля.
– Уже нашел.
Она замолчала, в ее глазах появилось сомнение.
– О чем ты болтаешь? – спросила она, когда я не стал продолжать.
– С тобой был Иши. В тот день.
Я ткнул наугад – помня о гильзе и об окровавленной тряпке, которые мы нашли в обувной коробке у Сары в шкафу. Может, это и была та самая пропавшая гильза, о которой рассказывал Калкинс?
Сомнение в ее взгляде сменилось страхом. После долгого молчания она – встревоженная, помрачневшая – поднялась.
– Да пошел ты, Хен, – сказала она. – Иди на хер вместе со всей этой проклятой семейкой.
– Так вот, насчет сделки, – ровным голосом сказал я.
– Что?
– Калкинс сказал, что если ты не выложишь правду, то сделки не будет.
– Хен, я не стану признаваться в убийстве собственного отца. Я не настолько глупа.
– Ну, значит сядешь в тюрьму.
– Это мы еще поглядим. О, и кстати, спасибо, говна ты кусок, за то, что отсудил у меня опеку над моим гребаным сыном.
Она развернулась и ушла прочь.
Глава 89
Семя сомнения
На улице Калкинс, увидев меня, выбрался из машины.
– Сделал, что я просил? – начал он сразу.
– Попытался.
– Она сказала тебе, кто был отцом?
– Мой отец. Так она говорит.
– Ты сказал, что у меня есть свидетель?
Я кивнул.
– А она?
– Испугалась. По ней было видно. Но вы же знаете, Ишмаэль ничего не запомнил. Ему было тогда всего три.
– Не имеет значения, Хен. Главное, что она верит в то, что у нас есть свидетель. Заронить семя сомнения – это все, что мне нужно.
– Как-то все это неправильно, – сказал я.
– Только не жмись тут мне.
– Она ведь моя сестра.
– А еще она убийца твоего папы. Не забывай это, Хен. Если хочешь оставить того мальчонку себе, делай, что я говорю.
– Тот мальчонка – мой младший брат, и его у меня не отнимут. Я – его единственная родня.
– Хочешь, чтобы я рассказал судье о той ночи, когда я приезжал к вам домой?
Я нахмурился.
– Хен, думаешь, он не заинтересуется тем, что ты сделал?
– Я был расстроен!
– Расстроен? Да ты с катушек слетел.
– Я ничего плохого не сделал.
– Вряд ли судья согласится с тобой. Мы не пишем рапорты о подобных случаях не без причины.
– Чтобы потом было чем шантажировать?
– Если придется, – просто ответил он. – Это секрет. Кому-то ведь надо хранить городские секреты, разве не так? Никогда не знаешь, когда они пригодятся.
– Я ничего плохого той ночью не сделал.
– Вопрос не в том, сделал ли ты что-то плохое. Вопрос в том, вменяем ли ты. И как у тебя дела со стабильностью и душевным здоровьем. Если ты думаешь, что растить детей можно в любом психическом состоянии, то ты обманываешь себя.
Я молчал.
– Мой рот на замке. Но ты должен мне подсобить. Это все, о чем я прошу. Хен, я не стану сильно давить на тебя. Ты парень хороший. И всегда был таким. Никогда никаких проблем с тобой не было и вряд ли когда-нибудь будет. Но на мне висит нераскрытое дело, и, Богом клянусь, тем способом или иным, с тобой или без тебя, но я докопаюсь до правды. Я твоему папе многим обязан.
Я вздохнул тяжелее, чем собирался.
– Хорошо? – спросил он и в эдаком приятельском духе положил руку мне на плечо.
– Я попытаюсь.
Глава 90
Я не дрессировщик дебилов
– Твое имя попало на Стену Позора, – с улыбкой сказала Дебби, когда в среду днем я заступил на свою смену во «Всегда экономь». – Не ожидала, что они подадут эту историю именно так.
– Я тоже, – признался я.
Она имела в виду статью Марка Фусберга о том, как совет церкви Святого Спаса «уволил» музыканта-гомосексуалиста. Фусберг поместил ее на вторую страницу, где выходила местная «криминальная» хроника. В Бенде ее называли Стеной Позора.
– Марк сказал, ты не хочешь давать комментарии.
– Не хочу.
– Почему?
– А что мне сказать? Умоляю, разрешите мне играть на гитарке на ваших миленьких мессах?
– Хен, ты должен дать им отпор!
– Кому? Всей католической церкви?
– Той ведьме из приходского совета. Мисс Стелле. Так и тянет отсыпать ей пару ласковых, и в следующий раз, когда она положит ребрышки на мою ленту, я, наверное, не сдержусь.
– Это бессмысленно.
– С таким подходом ничего не изменится.
– Дебби, я не дрессировщик дебилов. Нянчиться с ними, пока они преодолевают приступы фанатизма и предрассудков, – с этим, прошу, не ко мне. Да и что ты предлагаешь сказать? «Извините, что вам приходится слушать, как какой-то педик играет на гитаре…»
– Не называй себя так.
– Ну а кто я?
– Ты гей. Есть, знаешь ли, разница. Ты должен с ними бороться.
– Я не первый, кого за это уволили. И не последний.
– Но это неправильно.
– Как будто бы мне там платили.
– Неважно.
– Я правда не хочу это обсуждать.
– Привыкай, приятель. Сегодня все только об этом и говорят. У тебя в нашем городе много друзей и союзников. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой так обращались. Бетси, моя подруга, она заходила недавно… сказала, что они с радостью пригласят тебя играть во Всех Святых в Тупело.
– Это епископальная церковь.
– И что? Суть в том, что не все церкви такие, как твоя.
– «Моя» церковь была очень добра ко мне много лет. Дело не в ней, а в одной женщине, которая посещает ее и, так уж совпало, является президентом совета. Она получила то, что хотела. Что тут сказать? Молодец.
– Она выставила приход кучкой фанатиков. И, кстати, тоже никак не прокомментировала историю Марка. Только подтвердила, что да, совет попросил тебя не играть больше на мессах. Вот бред.
– Меня удивляет, что она не настояла на своем сто лет назад.
– Хен, ты должен бороться.
– Ты знаешь, что я не борец.
– Ну и что? Ты должен расчехлить пистолеты.
– И пасть за правое дело?
– Если придется.
– Дебби, спасибо тебе за заботу, но из-за этой статьи я уже потерял трех клиентов и позволить себе потерять кого-то еще не могу.
– Ты о стрижке газонов?
Я кивнул.
– Что случилось?
– Утром мне позвонили три человека и сказали, что я им больше не нужен. Что уже осень, что у них все нормально, и чтобы я больше не приходил. Обычно я работал у них до самого ноября. Ничего больше они не добавили, но причина ясна.
– Господи, Хен!
– Ну, а если я открою рот – если начну «бороться» и через газету назову мисс Стеллу занудной пиздой, которая страдает от недотраха, – то потеряю еще больше клиентов. А мне нужно думать об Иши. Мисс Стелла уже скандалила в ДСЗ насчет того, что он у меня, и прямо сейчас мне такое дерьмо ни к чему.