Я вздохнул.
– Это значит, он может поехать?
– Я не хочу, чтобы он стрелял из оружия, Сэм.
– Я ему не позволю.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– На мизинчиках поклянешься?
– Клянусь.
Я оглянулся на Ишмаэля, который улыбался от уха до уха. Когда он весь день просидит со своим дядей Сэмом на холоде, дожидаясь в засаде оленя, ему будет не до улыбок.
– О, ну в самом-то деле! – воскликнул я.
– Ты лучше всех, – усмехнулся Сэм.
– Пусть наденет что-нибудь яркое. Оранжевое, – распорядился я. – Если его подстрелит какой-нибудь рожденный в инцесте ублюдок-реднек…
– Никто никого не подстрелит.
– Оранжевое, – повторил я. – Оранжевую шапку, оранжевый жилет, и если бывает оранжевая краска для лица, то и ею намажь его тоже.
– Мы поедем на папину землю, – пообещал Сэм. – Там стоит знак, поэтому никого, кроме нас, там не будет. Люди знают, что на папину землю лучше не заходить.
Бо, заскучав без внимания, тявкнула.
– Бо, я поеду охотиться, – объявил ей Ишмаэль. – Хочешь со мной?
Гав!
– Собираешься реднека из него сделать, да? – спросил я у Сэма.
– Он деревенский пацан, Генри Гуд. А чем занимаются деревенские пацаны? Мы рыбачим, стреляем, охотимся, убиваем…
– Не все, Сэм Рейкстро. Не все.
– Хен, твои родители тут не при чем. – Он склонил голову набок и бросил на меня понимающий взгляд.
– Продолжай себя убеждать, – сказал я.
Глава 103
Мама пошла бы на все
В четверг Саре официально предъявили обвинение в соучастии в убийстве драг-дилера в Алабаме. Калкинс, который заехал, чтобы сообщить мне эту новость, стоял теперь на крыльце, одетый для защиты от наступающих холодов в полицейскую куртку.
– Плохи ее дела, Хен.
Я молчал.
– Я думал, мы с тобой заключили сделку, – проговорил он.
– Я пытался.
– Пытайся сильней.
– Вы же уже взяли ее за убийство.
– За соучастие. Это разные вещи. У меня есть свое дело, которое нужно закрыть, и я закрою его. Но мне надо, чтобы ты с нею поговорил.
Я вздохнул, зябко обхватил свои плечи. Мне было не по себе.
– Ну? – не отставал он.
– Я знаю, почему мама сделала то, что сделала. Почему убила себя.
– И почему?
– Она хотела защитить Сару.
– Поздновато было ее защищать.
– Может быть. А может, и нет.
– Не понимаю.
– Сарина жизнь уже была уничтожена. Стараниями отца. Она была совсем маленькой. Ее жизнь закончилась, когда еще даже толком не началась. И Сара сделала то, что должна была сделать.
– Убив своего отца?
– А вы бы как поступили?
– Убивать своего отца я бы не стал.
– Вы не можете забеременеть. Вы, наверное, не понимаете, каково это. Особенно, если тебе только тринадцать.
Он ничего не сказал.
– Мама, видимо, все поняла и попыталась скрыть это, сделать похожим на убийство с самоубийством. Такое ведь то и дело случается, разве не так?
– Ну…
– Случается. Вы сами знаете, шеф. Старики потихоньку сходят с ума, и в один прекрасный день… оно происходит. Как недавно в Тупело. Убийство и самоубийство. Один тип застрелил дочь и жену. Поругались, наверное, из-за чего-то, он снял с полки ружье, и понеслось. Так бывает. Вот я к чему.
– И?
– Мама любила Сару.
– И что?
– Она пыталась дать Саре шанс. Извиниться за папу. Она думала, что если взять вину за его смерть на себя, то никто ничего не узнает, и у Сары появится шанс, и она не проведет всю жизнь за решеткой.
Калкинс нахмурился.
– Я не говорю, что так правильно, но свою маму я знаю. Я знаю, она думала именно так и сделала именно это. Мама была не из тех, кто сидит и думает, а не убить ли себя. Она просто была не такой. Они с папой, конечно, ругались, но всегда улаживали свои дела. Ради меня и Сары она пошла бы на все. На все вообще. И она это доказала.
– Хен, мне от этого помощи мало.
– Я не стану отбирать шанс, который ей дала мама.
– То есть, ты не будешь мне помогать?
– Больше нет.
Он поджал губы.
Я молчал.
– Хен, ты что, забыл о той ночи?
– Нет, не забыл.
– Мне думается, что информацией такого рода я буду обязан поделиться с судьей.
– Что ж, делайте то, что должны.
– Это сведет к нулю твои шансы оставить того мальчонку себе.
Я дернул плечом.
– Давай-ка ты подумаешь еще раз. И подумаешь хорошенько. Мне надо, чтобы эта девица призналась. Блюсти закон – это мой долг, и я намерен выполнить его до конца. То, что случилось с Сарой, ужасно, но оно не давало ей права отнимать чью-то жизнь. Подумай о своем папе. Ты должен поступить правильно. Ради него.
– А как же Сара?
– Она должна заплатить за содеянное. Уж я за тем прослежу.
– Разве она недостаточно заплатила?
– Это закон будет решать. А не ты и не я.
– Так же как он будет решать, что делать с Рики?
– Прошу прощения?
– Все знают, что сделал ваш сын.
– Он был дома. У него алиби.
– Ясно.
– Поосторожнее, Хен. Не советую тебе сворачивать на эту дорогу.
– Я просто хочу, чтобы все кончилось. Что это изменит, в конце-то концов? Предъявите вы ей обвинение или нет, мои мама с папой мертвы. Их не вернуть. Мы с вами знаем, что было. Разве этого мало? Разве моя семья недостаточно опозорена? Разве мало мы с Иши вынесли бед? Почему нельзя оставить это дело в покое?
– Мы говорим о законе.
– Вы говорите о том, чтобы снова все это вытащить и объявить на весь свет, что мой отец изнасиловал свою дочь, что она от него забеременела, а потом – вот сюрприз! – разозлилась настолько, что убила его. И что? Кого теперь это волнует? Какая разница, кто виноват?
– Огромная.
– Жертва здесь я. И я говорю, что разницы нет.
– Ты не в себе. Да-да, не в себе. Совсем как в ту ночь, когда я приехал к вам…
– Ладно, вперед.
– Прошу прощения?
– Вперед. Можете рассказать судье, что я сделал. Мне все равно. Если вам кажется, что Иши будет лучше в приюте, делайте то, что должны. Но шантажировать себя я вам не дам.
– Ты пожалеешь об этом, – сказал он.
– Возможно, – допустил я. – Но Сара и так достаточно настрадалась, и наказывать ее еще больше я не хочу.
Он зашагал обратно к машине.
Глава 104
Теперь я все понимаю
Во вторник перед Хэллоуином я отправился в следственный изолятор навестить Сару.
Она держалась подавленно. Села напротив меня, опустила глаза, и вид у нее был одновременно и более здоровый, чем раньше, и отчего-то очень больной. Она была слишком бледной. Слишком худой. Слишком чистой и вялой. И усталой. Невероятно усталой.
– Я тут подумал, – тихо заговорил я.
– О?
– У тебя никогда не было шансов.
Она продолжала молчать.
– Мама хотела помочь тебе.
Она пожала плечом.
– Сара, я пытаюсь сказать, что все понял. Жаль, что ты не обратилась ко мне. Я бы помог.
– Я не могла, – не поднимая лица, сказала она.
– Почему?
– Просто не могла, Хен, и все.
– Я бы помог тебе.
Она ничего не ответила. Тяжко вздохнула, словно груз лет давил на нее, потом закрыла руками лицо и заплакала. Из нее будто изливалась вся пережитая за жизнь боль. Мне хотелось обнять, утешить ее, но я знал, что физический контакт с «заключенными» запрещен.
– Господи! – вырвалось у нее наконец. – Как же я изгадила свою жизнь.
– Это папа изгадил ее, а не ты.
– И зачем только он…
– Я знаю.
– Богом клянусь…
– Я знаю.
На выражение несчастной мольбы у нее на лице было невыносимо смотреть.
– Мы все исправим, – сказал я.
Она подняла глаза на меня.
– Я знаю, что ты сделала, – тихо прибавил я. – И знаю, почему мама сделала то, что сделала. Но другим знать об этом не нужно.