Он перестал меня слушать.
Он вскочил на ноги и со сдавленным вскриком выбежал вон.
Глава 111
Ты не понимаешь
В воскресенье утром, стоя на церковной парковке, я смотрел, как Ишмаэль уходит в приходской зал, где была воскресная школа, и ощущал себя так же подавленным и побежденным, какими были его поникшие плечи.
Я прислонился к пикапу и задумался, чем занять час до мессы. Обычно я заходил в церковь на репетицию хора. Сейчас об этом не могло быть и речи. Можно было посидеть в классе, где изучали Писание, но в текстах Библии я был не силен.
Пока я неприкаянно стоял на парковке, из боковой двери вышла мисс Стелла. Я смотрел в ее сторону достаточно долго, чтобы узнать, кто идет, а потом отвернулся и притворился, что не увидел ее.
Ее шаги прервались. На секунду.
А потом:
Цок-цок-цок-цок…
– Генри?
Я поднял глаза.
– Что это? – требовательно спросила она – с ужасом и неприязнью одновременно. Ее взгляд был направлен на мое лобовое стекло.
Я пожал плечом.
– Я, разумеется, слышала о случившемся. Но полагала, что к этому времени ты ее стер.
Я промолчал.
– Тебе не кажется, что это несколько непристойно? – спросила она, подойдя к пикапу и встав напротив меня.
– Что есть, то есть, – негромко ответил я.
– Ты что, не можешь ее оттереть?
– Могу, – сказал я.
– И? – Ее заметно трясло, ее руки дрожали, лицо пылало… Возмущением? Гневом? Стыдом? – Мы можем помочь тебе, – натянутым голосом сказала она.
– Не стоит беспокоиться.
– Почему нет?
– Знаете, что? – заговорил я, вдруг ощутив внезапное безрассудство. – Недавно я выяснил, что мой племянник на самом деле мой брат. А его отец – его дед. А его мать на самом деле его сестра. Поэтому признаюсь вам честно: на данный момент меня очень немногое может смутить, и какая-то надпись на лобовом стекле – меньше всего. Вы, вероятно, очень довольны.
– Почему ты так говоришь?
– Люди вроде меня, мисс Стелла, нужны, чтобы выгодно оттенять людей вроде вас.
– Полнейшая чушь.
– Я так не думаю.
– Я не понимаю тебя.
– Хоть в чем-то мы с вами согласны.
– Это позор – видеть такую машину на нашей парковке.
– А еще позорней, наверное, присутствие владельца этой машины и его племянника-тире-младшего-брата внутри самой церкви, но что бы сделал Иисус?
Это ее, кажется, обескуражило.
– Что бы ты там ни надумал себе, Генри Гуд, я не ненавижу тебя. Однако есть правила…
– Сказал фарисей саддукею.
– Я не фарисей.
– В самом деле?
– Любить человека – не значит потворствовать его греховным делам.
– Не припоминаю, чтобы просил вас чему-то потворствовать.
– Ты сделал это нашим общественным делом.
– Я просто стоял и никому не мешал. Вы сами ко мне подошли и сделали это дело своим.
– Я не нравлюсь тебе.
– Тут вы правы.
– Я пытаюсь помочь тебе. Жаль, что ты не можешь это понять.
– Помочь чем? Попытками разрушить мою семью и порицанием за любовь к человеку, которому я верен с десятого класса? Это, по-вашему, помощь? Что именно вы мне помогаете делать? Стыдиться себя? Притворяться, будто я не тот, кто я есть, лишь потому, что такие люди, как вы, не могут с этим смириться? Единственный человек, которому вы хотите помочь, – это вы сами.
– Это просто смешно.
– Неужели?
– Естественно, да.
– Забавно, что все наши беседы всегда сводятся к вам.
– И что это значит? – надменно спросила она.
– Речь всегда идет только о вас. О ваших чувствах. О том, что вы считаете правильным или пристойным, или чему по вашему мнению учит церковь, или о вашем отношении ко всему. Обо мне же ни слова. Ни разу. Ни слова о том, почему я такой, какой есть, как я им стал, что со мной происходит, и каково это – проснуться однажды и осознать, что ты не похож на всех остальных. Как по мне, это довольно эгоистично, мисс Стелла. При всей своей сердобольности вы ни разу ни удосужились спросить у меня, что происходит. Не расскажете, почему?
– Речь вовсе не обо мне.
– О вас. И так было всегда.
– Какой бред.
– Некоторые говорят то же самое о гомофобии.
– Я не гомофоб.
– Продолжайте себя убеждать.
– Я видела, что произошло с моим братом. Это я нашла его тело.
– Возможно, он бы не сделал то, что он сделал, будь в его жизни хоть один человек, готовый принять его и любить несмотря ни на что – так, как нужно любить и принимать всех детей.
– Его извращение надо было принять? Таков твой ответ? Принимать извращенцев? Кланяться им и разрешать вытирать о нас ноги? Что еще посоветуешь, Генри? Принять педофилов? Может, мы должны окружить их любовью и похвалить за то, что им нравится совершать насилие над детьми?
– А я-то считал вас образованной женщиной.
Ее ноздри затрепетали, но она промолчала.
– По-вашему, я насилую Сэма? – спросил я. – Так вы считаете, да? Он крупнее меня. Он старше меня. Он совершеннолетний мужчина. Вы считаете, будто наши с ним отношения похожи на те, когда кто-то вроде моего папы приходит в спальню моей младшей сестры и систематически ее трахает, да? Будь оно так, я согласился бы с вами. Но это не так.
– Ты не понимаешь, – сказала она, как-то печально, расстроенно качнув головой.
– Нас таких двое.
– Я знаю, что мой брат сделал со мной, и будь я проклята, если позволю тебе поступить так с кем-то еще. Мы только и делаем, что говорим о тебе и твоих правах, но как насчет моих прав? Кто будет говорить за людей вроде меня?
И она, фыркнув, ушла.
Глава 112
Не очень
Тем вечером мне позвонила мисс Бетси, сестра мистера Коттона. Коттон Пикл подхватил пневмонию, и его положили в больницу.
– Хен, тебе лучше приехать, – сказала она. – Он звал тебя, и на сей раз дела его не особенно хороши.
– Он в Гилморе в Эмори?
– Да.
– Уверен, с ним все будет в порядке.
– Хен, он устал. На этот раз все по-другому.
– Буду через двадцать минут.
– Кто это? – спросил Сэм, когда я повесил трубку.
– Мистер Коттон в больнице.
– Тот старик-извращенец, который написал диско-песню?
– Он мой друг. Не называй его так.
– Ну, он ведь такой и есть.
– Я поеду его повидать. Присмотришь за Иши?
– А Папа католик?
– Многие сомневаются.
Оставив Сэма и Иши на попечение «Уолтонов» (телесериал – прим. пер.), я отправился в Эмори, где находился Мемориальный госпиталь Гилмора. Когда я увидел мистера Коттона – бледного, изможденного и такого решительно старого, – то понял, что его сестра имела в виду.
Она поднялась на ноги.
– Спасибо, что приехал. Мне кажется, ему осталось недолго.
– Вы в порядке?
– Конечно. Просто это слегка неожиданно. Ты подойди к нему, Хен. Он любит тебя. Всегда говорит, что ты ему будто сын. Подойди к нему.
Я подошел к койке, на которой, вытянувшись, лежал мистер Коттон, и взял его за руку.
Его старческие глаза открылись. Поначалу он, кажется, меня не узнал.
– Ты пришел, – наконец с усилием вымолвил он.
– Как вы, мистер Коттон?
– Не очень, – просто ответил он и сжал мою руку со всей небольшой оставшейся у него силой. – Ты всегда был так добр ко мне, Хен. Хотел бы я, чтобы ты был моим мальчиком.
Я не знал, что сказать.
– У Бетси есть для тебя письмо, – тихо проговорил он.
Он закрыл глаза и пугающе сильно закашлялся. Долгую, наполненную тревогой минуту я смотрел, как мисс Бетси пытается усадить его, чтобы он выплюнул поселившуюся в его легких мокроту. Его кашель был громким, надрывистым, он исторгался словно с самого дна его души. Мисс Бетси с обеспокоенным выражением на лице нажала кнопку вызова медсестры.
Когда та вбежала в палату, я пошел ждать в коридор.
Спустя десять минут Коттон Пикл скончался.
На парковке я, попрощавшись с мисс Бетси, сел в свой пикап и с тяжелым сердцем открыл письмо, которое она мне отдала.