Человек, позволивший называть себя как угодно, смотрит на нее с легким удивлением.
- Простите, госпожа Росси, но вы же, кажется, уже ознакомились со списком мероприятий, если я не ошибаюсь? И имели возможность прикинуть последствия. Собственно, и нынешняя ситуация оставляет желать лучшего, но хотя бы не ставит войну всех против всех на порядок дня... в актуальном виде.
- Давайте закончим с выяснением мотиваций, да? - Франческо обводит аудиторию скучающим взглядом. - Я только задам один вопрос... примерно на ту же тему. Что вам мешало действовать напрямую? Зачем вам нужны были две подряд акции... провокации? Со мной так сложно войти в контакт?
- Я не был уверен... - пожал плечами лектор. - Я не был настолько уверен, чтобы рисковать ситуацией. Сейчас вы для противников и союзников, особенно для союзников - человек, которого силой втолкнули в войну, ударив по самому ценному.
Габриэла передергивается, отворачивается. Метод ей знаком, подозрительно знаком... ее собственный метод. Как там сказал де Сандовал - "вы готовы лупить наотмашь". Неприятное зрелище. И очень интересно, кому на самом деле предназначается эта часть демонстрации...
- Вы не умеете обращаться с тиранами, - медленно цедит Франческо. - Ваша вторая акция... вы сильно рисковали. И еще сильнее рисковали, оказавшись здесь. У тиранов бывают прихоти и капризы, вы думали об этом?
- Да. Но я не думаю, что прихоть или каприз помешают вам взять то, что у меня есть... - и, видимо, это единственное, что важно.
Именно для этого он здесь и оказался, думает Росси. Ровно сегодня, когда силовая фаза окончилась и началась фаза аналитическая, попросту говоря - отделение зерен от плевел, агнцев от козлищ и непричастных от невиновных. Угадал со временем, попал в десятку. Просчитал динамику или просто почуял, что пора? В любом случае - хорошие мозги, впрочем, судя по повадке, он был преподавателем одного из университетов мирового уровня; там других не держат.
- У вас есть много больше, чем вы думаете. Точнее, я хочу гораздо большего, чем, по-вашему, можно у вас взять. Вы меня понимаете? - Габриэле очень не хотелось бы стоять на линии взгляда племянника, а уж если стоять, так спиной. Потому что выражение лица у него - жутковатое... чего он хочет-то? Печени живого иезуита, нашинкованной тонкими ломтиками? Даже можно понять, с чего такие страсти - но не слишком ли...
- Вполне. - Лицом к иезуиту тоже, впрочем, стоять не хочется. А хочется от этой спокойной доброжелательности куда-нибудь убежать. - К сожалению, информацию определенного рода трудно в одиночку перевести на... другой носитель без потерь и так, чтобы не пострадал уровень достоверности. Если бы не это, я, конечно, не стал бы, как вы выражаетесь, рисковать.
Да, думает Росси, постороннему, передавшему сведения, мы бы не поверили, а верификация была бы невозможна: чужая голова не дискета, туда все сведения не перепишешь. Действительно, на "другой носитель" кое-что не переводится. Годы, если не десятилетия накопленной информации. В то, что мы возьмем прямо с этого... носителя, мы поверим, а фармакология убедит окончательно. За этим он и пришел - чтобы погрешность при сортировке оказалась поменьше.
- Максим, когда будете получать информацию от этого носителя, извольте сделать так, чтобы с носителя и пылинки не упало. Любое воздействие я запрещаю. Только добровольное сотрудничество... с ним, я полагаю, проблем не будет.
Габриэла открывает рот, пытается что-то сказать, но раздается только изумленное "э-э-э?". У бывшего референта, судя по виду, на языке вертится куда больше слов, но, надо понимать, из того лексикона, что на лекции не употребляют. По крайней мере, вслух. А вот у де Сандовала опять ступор. Получается, как раз эти двое хотели печени иезуита - а Франческо показал им кукиш. Но - и правда, а какого ж черта?!
Племянник поворачивает голову и говорит - громко, на весь кабинет:
- Тетушка, я всю жизнь мечтал завести ручного скорпиона. Надеюсь, в тридцать пять лет я уже могу это себе позволить?
Firenze (ит.) и Floresta (исп.)
Конгрегация, прокуратор и адмонитор соответственно.