- Я... - растерянно протянула, перебирая мысли, слова. И снова взор метнула бегло на молодого мужчину (лет сорока, не больше).
Тихо рассмеялся.
- Так, давайте я помогу: слабость, тошнота, легкое головокружение. Боль в груди... при, кхм, ходьбе и резких движениях.
- Да, - торопливо подтверждаю, неосмотрительно, смело уставившись в его карие очи.
Мило, жеманно улыбнулся.
- Еще какие жалобы?
Отрицательно качаю головой:
- Нет...
- Хорошо... - задумчиво. - Но если будут какие еще замечания - сразу сообщайте: или мне, или медсестре - вот кнопка, - ткнул рукой на тумбу. - И я бы пока Вам не рекомендовал вставать с кровати. Придете в себя, наберётесь сил, а дальше - хоть в пляс. А то Вашей методикой - не только себя угробите, - продолжил шутливым тоном, - но и меня заодно: Ваш муж никогда мне этого не простит.
- Муж? - изумленно выпалила я.
Хмыкнул, не меньше моего удивившись:
- Ну, не знаю... - пристыжено рассмеялся. - Я не особо вникал в вашу личную жизнь, простите. Но то, что он Вами безумно дорожит, знают уже все: вплоть до бабы Мани, нашей уборщицы, - залился широкой улыбкой. - Так рвал и метал, что даже нашему Главврачу сильно досталось. Всех обещал упечь за решетку, если хоть один облажается. Но, судя по последним новостям, по Вашему только что рвению, - есть у всех нас шанс... еще побродить под солнцем, если, конечно, рвение останется только рвением... пока.
Чувствую, как от стыда жаром залились мои щеки. Прячу взор:
- Странный у Вас юмор...
- Странный? - удивленно. Немного помолчав: - Какой уж вложили... и какой разрешено было оставить, - снова тихий хохот.
- Кем «разрешено»? - не сдержалась я от издевки.
Ухмыльнулся:
- Сердитым начальством, - внезапно зашевелился, снял с шеи фонендоскоп. - Ладно, - громко вздохнул. - Шутить шутки потом будем, когда первое апреля наступит. А пока - пока зима - давайте лечиться! И, для начала, послушаем не только Ваш прекрасный, нежный голосок, но и угрюмые легкие, - торопливо засунул оливы аппарата в уши.
- А чего угрюмые? - сконфужено рассмеялась я.
Обмер, гримасничая. Округлил очи:
- А Вы когда-нибудь слышали, что б они шутили?
Невольно загоготала я и тут же смущенно закусила губу, пряча взгляд.
- Всё тогда угрюмое: и сердце, и почки, и печень...
- Э, нет, - злокозненно. - Эти - те еще шутники. И что примечательно, всегда не вовремя. Особенно сердце: так пошутит, так пошутит, что потом днями взахлеб ревёшь. Вопрос только, в кого они такие... злые и коварные юмористы...
Улыбаюсь:
- Все шутят, а легкие - не шутят?
- Не шутят, - казалось, вполне серьезно отрезал, закачав головой. - Сколько не вслушивался, каким только прибором не пользовался - не шутят. Но оно и хорошо. Ладно, - гаркнул, пресекая затянувшуюся тему. - Хватит прелюдий. Давайте, раскрывайте сорочку. Послушаем и Ваши - вдруг я все же неправ.
Поддаюсь. Сгорая от смущения, замираю на грани приличия.
Тихо рассмеялся:
- Да не бойтесь меня. Не укушу я. Сам женат - и за любую прореху подзатыльник получу. И поверьте, моя жена - куда ужаснее тиран, чем Ваш заботливый, нервный кавалер. Всё пытается контролировать: начиная от сахара в моей крови и заканчивая едва ли не физическими процессами развития Вселенной. Спиной, - соответствующий жест, подначивая меня. Помогает приподняться... - А так, я же всё-таки врач, нечего меня бояться. Это - моя работа... Задержите дыхание, - еще немного вынужденных касаний. - Всё. Умница, - ухватив за плечо, укладывает меня обратно. - Всё отлично. И вообще, - внезапно уставился мне в глаза. - Я давно уже ничему не удивляюсь и особо не радуюсь, кроме как минутам тишины дома, когда не бубнит моя задира. И, естественно, тем мгновениям чуда, когда таких как Вы, мои коллеги и я спасаем.
Улыбнулась смущенно:
- Спасибо.
- Да не за что, - ухмыльнулся. Вмиг забросил фонендоскоп себе на шею, а затем машинально спрятал руки в карманы. Пристальный взор мне в очи: - Как я понял, это Вы, как раз таки, герой в этом случае: отважно защищали нас от злодеев.
Пристыжено опустила взгляд:
- Как-то... неудачно, - горько рассмеялась и закусила губу.
- Ну... не всегда всему же быть по идеальному плану.
- Да у меня... как-то всё оно... через одно место.
Тихо хихикнул:
- Всему своё время. Москва тоже не сразу строилась. И я, как начинал, так косячил... так косячил, что мой учитель, наставник, куратор... только за голову и хватался. Седел не по дням, а по часам... И если бы не его гордость задетая, будто это он со мной не справляется, то и терпение его золотое ему бы не помогло. Вопреки всему... решил довести дело до конца: слепить из обезьяны человека. Так что, - невольно устремляю ему в лицо взгляд; поджал губы, - если бы не труд, время и терпение - я бы давно пошел куда-то сторожем работать, а не... остался людей здесь лечить.