— А муж?
— Он исчезнет. Ты никогда больше не услышишь о нем.
— Куда же он денется? Он ненавидит меня, но никогда не бросит, если почует деньги.
— Поверь, никогда больше он не досадит тебе. Хочешь, просто умрет. Хочешь, в муках.
Левату молчала. Слова человека казались совершенным бредом.
— Почему я? Женщин много, выбери любую.
Мужчина склонил голову на бок.
— Не нужна любая. Подходишь ты. Я долго искал. Кроме того, тебе нечего терять. Муж убивает постепенно, но ты чувствуешь, да? Однажды, он не остановиться. Дети каждый день видят насилие над матерью. Что их ждет после твоей смерти? О них некому заботиться. Отцу наплевать, брату тоже. Вы постоянно голодаете. Если не муж, убьет голод. Ты потеряла последнего ребенка, не рожденным. Смерть на совести того, кто должен был защищать. Но я изменю это. Дам все, что захочешь. Могу и сделаю, как только согласишься. Только не нужно лишних вопросов. Любопытство опасно.
Для Левату злые слова не имели смысла, она знала о своей участи и до того. Но вот откуда подробности известны незнакомцу? А ребенок? Откуда? Дикая, животная ярость охватила ее, а следом и мстительное, неясное чувство радости.
— Кто ты?
Незнакомец приблизился, наклонился к женщине и обнажил длинные белоснежные зубы в широкой улыбке:
— Ты знаешь сама, не так ли?
Женщина вздрогнула. С громким щелчком в костре лопнула ветка. О да, воистину, дороги в ад кажутся такими ровными. Минула вечность в памяти, и лишь три года в жизни. Ее измазанное пеплом лицо уже не так молодо, но еще красиво. Хотя десять лет были ужасными, наполненными страданиями, лишениями, она не превратилась в старуху. Глаза женщины блестели, отражали пламя. Слезы высыхали, а потом вновь катились по щекам. Она должна испытывать облегчение, разве нет? Но соленая вода текла по лицу, разбавляя грязь новыми разводами. Может ли мать ненавидеть дитя? Может ли она полюбить чудовище?
Левату посмотрела на спящих детей. Мальчик и девочка тихо вздрагивали во сне, прижавшись друг к другу как котята. Никогда они так не обнимали младшую сестренку, никогда не играли с ней. Женщина закрыла лицо руками. Дьявол прав. Она подходила для него как никто другой.
Ноги в черных сапогах остановились рядом. Левату подняла голову. Ее новый муж. Хмурое узкое лицо, ни тени обычной усмешки. Но женщина видела лишь маленькую девочку. Всхлипнула и протянула руки. Получив ребенка, она не прижала его к груди сразу же. Всмотрелась в личико, протяжно навзрыд вздохнула, уложила на сгиб руки и только тогда начала укачивать. Мужчина сел рядом. Отблески огня сотворили из его лица жуткую маску, смазанный серый лик с пунцовыми губами.
— Моя вина, Левату. Я недостаточно оберегал, а такая жизнь опасна для всех. Но, как еще учить человечности? Как сделать гибким разум хищника? Ты человек, я нет. Она…особая. Но сейчас, дочь едва ли разумна. Не знаю, есть ли душа у таких как мы. Сегодня я почувствовал боль. Настоящую. Не страх смерти или голода. Боль отца. Возможно, это чувство лишь подобие настоящего. Ты плакала на пепелище, искала. Она рассказала. Значит, все же любишь?
Женщина отвела взгляд. Ей было неуютно с мужем. Особенно под взглядом жестоких и внимательных глаз. Тыльной стороной ладони Левату вытерла влажные щеки. Посмотрела на спящую дочь. Белая кожа, пронизанная тонкими жилками вен, пухлый, пускающий пузыри пунцовый ротик. Дитя женщины и беззащитное чудовище, которое дремлет в глубине закрытых сейчас глаз. Голос Левату звучал хрипло:
— Она плоть от плоти. Кровь в ее жилах и моя. Но как любить? Ты ведь знаешь о страхе. Я сижу рядом, потому что слово держит, не будь его, бежала бы прочь. Но у меня двое живых детей.
Мужчина нахмурился:
— Наша дочь не мертва. Таких как она очень мало. Неужели не понимаешь? Ты ведь обладаешь разумом. Или зря я делал ставку на мясо?
— Мы пища для вас, как животные для нас. Неужели ты сможешь любить, но не есть? Как объяснишь, что за разница между матерью и другой женщиной? Расскажешь, что одна из нас родитель, а другая еда? Как пересилишь вечно зовущий голод? Слабое родство плоти падет перед ним. Люди говорят — зов крови. Но она — жизнь вампиров. Что сказать?
Красные отсветы полыхали в огромных зрачках. Мужчина пожал плечами:
— Я должен. Так сказано.
— Кем сказано? Вашими богами? — устало спросила Левату и, склонившись, поцеловала лоб ребенка.
7 глава
Сташи зевнула и обнажила в улыбке крепкие белые зубы. Ощущение сытости приятным теплом разливалось в груди. Она блаженно потянулась. Места в ящике немного, но это неважно. Много и не требовалось.