— Я кое-чего не понял, — Марис дотронулся до ладони Сташи, — Истинных сташи называли Танцующие в огне. Почему?
— Когда они вспарывали ткань миров, чтобы создать двери, возникало явление похожее на огненный взрыв. Сташи выплетали узор в плоти мироздания, чтобы объединить два слоя, и создать стабильный коридор. Со стороны выглядело, словно танец в огне. Отсюда и название. А когда коридоров стало достаточно, они просто перестали их создавать. Но память об огненном танце дошла и до нас. Со временем некоторые из дверей исчезли, но умеющих открыть их вновь, нет. Приходящие живут в предложенных обстоятельствах, и, похоже, проклятие постепенно исчезает из их крови. Вампиры тоже пока существуют. Их кланы мельчают, истинных осталось совсем немного. Тогда, до твоего рождения, Клаас серьезно отравил меня, но кровь пила я. Ты родился чистым и избежал проклятия родителей. Помнишь, рассказывала, что когда Клаас нашел нас у ведуньи, я отправила тебя в другой мир и считала, что создала нестабильную дверь? Что страх за твою жизнь дал мне силы? После долгих размышлений я пришла к выводу, что это сделал ты. Неосознанно, но раз получилось, научишься и контролировать. Ты не охотник, а чувствуешь миры и существ как никто, да и учеба дается легко. Не сегодня, не завтра, но наступит день, когда я назову тебя — Танцующим в огне.
Марис недоверчиво улыбался, но верил матери. Она не умела хвалить.
— Это не точка, да? Многоточие?
Сташи молчала, смотрела на сына. И Марис впервые увидел смешинки, плясавшие в ее глазах свой собственный танец.
64 глава
Крики чаек в вышине. А еще шум волн набегающих на камни. Прозрачный воздух, расплавленный серебряный коктейль воды и неба, солоноватый привкус на губах. Медленно разливается золото, смешиваясь с оранжево-красной кровью, истекающей из умирающего солнца. Его желтый диск неумолимо сползает вниз, тонет в море. Шипя и разбрызгивая пунцовые капли вокруг. Серебро смешивается с золотом, скачут по барашкам волн затейливые блики. Хрипло, будто прощаясь, вскрикивает чайка, и тяжело взмахивая крыльями, улетает к скалам, на ночевку. Темнеет. Волны неистово бьются о берег, опадая шапками пены, рассыпаясь мириадами прозрачных пузырьков. Начинается прилив. Небо наливается фиолетовым, словно художник в безумстве экстаза расплескивает по синему полотну все больше красок, смешивая их в немыслимую гамму оттенков — розовых, лиловых, лимонных и оранжевых, лазоревых, синих. Превращает по краям в черную грязь, размазывая и смешивая фиолетовый с красным. Пунцовые дорожки подтекают вниз и срываются в воду, расплываясь спиралями и кляксами. Темнеет.
Ночь наступает внезапно. Вот половина солнечного диска еще погружается в море, затем видно лишь краешек. Багровое небо стремительно теряет цветность, словно все краски разом смешиваются и рождают угольную черноту. Тьма. Звезды робко проглядывают на задернутом пока занавесе небес. Одна. Две. Перемигиваются, мерцают алмазным крошевом.
Наконец, над морской гладью величаво всплывает она. Луна. Огромная, близкая настолько, что протянешь руку и коснешься подрагивающими пальцами белого диска. Темноту вяло рассеивает блеклый свет. Небо. Вода. Черное мерцание бесконечного покоя… волны бьются о берег неистово, взбешенные и притянутые странной, мощной силой луны. Такой же очаровывающей как и взгляд вампира. Тишина. Прохлада, каплями оседающая на коже. Желтый глаз мигает, заглядывает прямо в душу. Манит. Дрожащими барашками бурлит мнимая твердь, рассыпаясь брызгами от прикосновений. Это дорога от берега по воде прямо в непостоянные объятия Селены.
Сташи сидела на берегу. Она ощущала умиротворение и почти полное единение с окружающим ее пространством. Чувствовала, как по щеке медленно сползает крохотная слезинка или то была капля воды, случайно попавшая на лицо?
Дорога, которая никогда не заканчивается или которая однажды приводит к дому?
Нельзя быть абсолютно счастливым, но можно попытаться стать хоть немного счастливее. Сташи почувствовала и его приход. Мэрис тихо сел рядом. Он молчал. Она тоже.