Кавасса встала напротив, вытянув руки перед собой и чуть пригнувшись. Блейд знал, что произойдет в следующий миг. Она имитирует атаку, потом перебросит меч в левую руку, и украсит его плечо первой царапиной. Его задача была сложнее; плечи женщины казались достаточно широкими, но ему не хотелось задеть кончиком клинка грудь. Тем более — сосок… Он вспомнил клятву, которую дал себе, спускаясь с утеса — в тот вечер, когда прибыл в новый мир и впервые увидел дворцы, рощи и поля Меотиды, дремлющие под лучами закатного солнца. Он не хотел подымать здесь оружие ради убийства; и, хотя время многое прояснило, и многое было совсем не так, как мечталось ему тогда, он собирался выполнить свое тайное обещание. Но игра с острыми клинками всегда опасна… и дело могло не ограничиться четырьмя царапинами на плечах.
Тархион взмахнул рукой:
— Сходитесь!
Кавасса сразу же нанесла стремительный укол. Блейд быстро отступил в сторону и, в тот неуловимый миг, когда ее меч находился в воздухе, а пальцы раскрытой ладони уже готовились сомкнуться на эфесе, вытянул длинную руку и слегка ударил по чужому клинку. Возвратным движением его лезвие прочертило царапину на левом плече женщины — трехдюймовую и абсолютно ровную алую линию.
Выбитый меч воткнулся в землю у ног Кавассы. Она ошеломленно уставилась на раскачивающуюся рукоять, потом — на свои пустые руки; наконец, взгляд амазонки переместился на левое плечо. Она скрипнула зубами.
— Подними, — приказал Блейд, сделав шаг назад. — И не думай, что имеешь дело с варваром, который умеет только махать топором и дубиной.
В темных глазах женщины вспыхнул опасный блеск. Вырвав клинок из земли, она прыгнула к сопернику, гибкая, сильная и опасная, как разъяренная тигрица; затем на разведчика обрушился шквал ударов.
Да, Кавасса отлично владела клинком! Она била из любого положения, с левой и правой руки, с убийственной точностью посылая меч в любую уязвимую точку тела. Конечно, больше всего ее интересовали плечи Блейда, но разведчик понимал, что если он вовремя не защитит лицо или живот, то лишится глаза или еще более существенного органа. Парируя удары наседавшей амазонки, он, словно в танце, провел ее по кругу в центре площадки — раз, другой, третий.
Фехтовальное искусство в Меотиде оказалось явно на высоте; впрочем, этого можно было ожидать — мечи из булатной стали требовали умелых рук. К концу третьего круга Блейд выяснил, что его противница владеет всеми приемами боя, известными европейским мастерам. Уколы, финты, рубящие удары, защита — любой частью длинного клинка; дважды она ухитрилась поймать конец его лезвия в прорези фигурной гарды. Конечно, существовали кое-какие хитрости… столь же опасные для атакующего, сколь и для его противника.
Блейд отразил очередной выпад, потом полоска дымчатой стали в его руке звонко ударила по мечу Кавассы, стремительно скользнула вдоль лезвия н, счастливо избежав капкана в чашке гарды, устремилась к правому плечу соперницы. На долю секунды его собственное плечо оставалось открытым, и он тут же ощутил резкую боль. Отпрянув, противники подняли мечи, меряя друг друга яростными взглядами; на плече темноволосой женщины багровел ровный вертикальный разрез, на коже мужчины — такая же сочившая кровью царапина. Может быть, не столь ровная, но к этому не имело смысла придираться.
Зрительницы грохнули мечами о нагрудные пластины панцирей; оба бойца демонстрировали высокое и восхитительное искусство боя, которое могли оценить по достоинству лишь опытные глаза. Чужак выигрывал очко; но до конца схватки многое могло измениться.
Блейд тоже так считал. Он весил фунтов на пятьдесят больше Кавассы, и в этом танце-поединке преимущество постепенно оказывалось на ее стороне. Он начинал уставать и чувствовал, как на лбу выступает испарина; ее же движения были попрежнему гибкими и стремительными. Теперь он был уверен, что не сумеет измотать амазонку — а в этом бою скорость значила гораздо больше грубой силы. Блейд не сомневался, что может зарубить ее; вряд ли бы ей удалось отразить мощный рубящий удар, нанесенный мужской рукой. Однако смертоубийство не входило в условия игры, которая стала теперь гораздо сложнее. Ему осталось нанести две горизонтальные царапины — точно посередине вертикальных. И при этом не рассечь ей горло и не задеть груди! Пожалуй, это можно было бы сделать, если забыть о защите… Но тогда и ему гарантированы два удара! Победа же со счетом четыре-три разведчика не устраивала.
Он вспомнил слова Киплинга — о том, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда. Для него, профессионального бойца, в этой сентенции заключался глубокий смысл: там, где Запад брал свое силой оружия, пулеметным свинцовым дождем, Восток предпочитал использовать силу духа. И в мирах Измерения Икс таинства восточных единоборств оказывались куда полезней грубой мощи огнестрельного оружия, оставшегося за чертой земной реальности.
Вперив взгляд в темные зрачки Кавассы, Блейд начал произносить про себя боевое заклинание кэмпо:
«У меня нет родителей —
моими родителями стали Небо и Земля.
У меня нет очага —
Единое Средоточие станет моим очагом,
У меня нет божественного могущества —
честность станет моим могуществом…»
Кавасса сделала шаг вперед. На миг память Блейда взорвалась воспоминанием: сухое бесстрастное лицо сэнсея, его гонконгского наставника; рука, перевитая сталью жил, поправляющая пальцы ученика на рукояти катаны; блеск изогнутого японского меча… Он не часто практиковал тот психофизический прием, который назывался цуки-но кокоро — «дух, подобный луне»; однако Кавасса была достойным противником и слишком красивой женщиной, чтобы вскрыть ей ненароком вены одним из грубых ударов европейской фехтовальной школы.