— С радостью готов приобщиться к твоей мудрости… Что, деревянная птица уже готова взмахнуть крыльями?
— Задней их частью, мой друг, задней — как ты и советовал! Собирайся, мы едем в горы!
Через четверть часа они уже двигались к вершине, на которой была высечена статуя Сата-Прародителя. Блейд ехал на своем белоснежном жеребце, Лартак и его слуги — на смирных кобылках. Тропа оказалась вполне приличной, и лошади могли пройти по ней пара ми.
— Мы доберемся до карниза на уровне локтя святого изваяния, — сообщил мудрец. — Дальше надо будет немного пройти пешком.
— Божественный Сат не возражает против твоих ученых занятий? — улыбнулся Блейд.
— Ни в коей мере! Моя мастерская находится в древних катакомбах прямо над его теменем, и именно там мне в голову приходят самые светлые мысли.
— Думаю, Сат в этом не повинен.
— Может быть, может быть… — глаза Лартака под седыми бровями весело блеснули. — Я думаю, древняя вера принесла меотам немало вреда, однако Сат заповедал уважать знание. Тут ему в здравом смысле не откажешь!
— Что еще он повелел своему народу? Это все где-то записано?
— Да, конечно! Есть священные книги — в храмах, у жрецов. Кое-что известно всем, даже рабам заповеди покорности, чистоты крови… В некоторые вещи посвящают только меотов… Но тайная часть неведома даже мне. За этим следят жрецы, и главный из них — наш великий царь Дасмон, десница Сата.
Блейд кивнул, припомнив свои долгие разговоры с Фаррой. Значит, он правильно догадался религиозная традиция Меотиды имела эзотерическую сторону, недоступную чужакам. А самое тайное не знали даже такие мудрые люди, как старец Лартак… Но, возможно, он согласился бы рассказать о том, что жрецы говорят меотам?
Он повернулся к мудрецу, но тот, окинув спутника проницательным взглядом, поднял руку.
— Догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. Но сначала скажи: намерен ли ты продолжать свое путешествие или хочешь остаться у нас навсегда?!
— Хмм… — Блейд потрепал пышную гриву своего жеребца. — Меотида — прекрасная страна, отец мой, но рано или поздно я намерен продолжить путь.
— Вот видишь… Тогда тебе лучше не знать всего того, что заповедал Сат своим детям. Если бы ты остался… да, остался, превратившись в одного из нас, восприняв наш образ жизни… Это было бы другое дело. Ты должен был бы отправиться в храм — с соизволения властей, разумеется, — и принести клятву Сату. Ну, а после этого жрец прочел бы тебе наставление… что ты можешь делать, и чего не можешь. Однако, — Лартак улыбнулся с легкой примесью грусти, — насколько я знаю тебя, наши законы тебе не подойдут.
— Почему же, отец мой?
— Видишь ли, я — ученый я изучал обычаи других стран, я был в Райне и в государствах Айталы… даже в далеком Осролате. Странствия расширяют кругозор, и я могу размышлять о запретном без повязки на глазах. Так вот, страны, которые я повидал или о которых слышал, как о твоем Альбионе, сильно различаются климатом, обычаями, богатством… однако есть нечто общее, что их объединяет. В Меотиде же все иначе, так что знатный райнитский нобиль, осролатский купец и последний мусорщик из городов Айталы быстрее сговорятся с диким фраком, чем с любым из наших мужчин.
— Ты говоришь загадками, мудрейший, — Блейд откинулся в седле, разглядывая надвигавшуюся громаду горного склона. Они поднялись уже до середины бедра Сата
— Тогда оставим это, — Лартак передернул плечами и сменил тему. — Лучше расскажи, чем ты занимался в последние дни
— Обучал девушек… беседовал с принцем… осматривал дворец… Кажется, я говорил тебе, что познакомился с устами царя, почтеннейшим Зириподом? — Старец кивнул, сведя в линию седые брови. — Так вот, я снова его встретил… вчера… нет, позавчера, в той галерее, что украшена моделями кораблей. Он спрашивал, когда же я соизволю навестить его. И вид у него был какой-то странный… будто он позабыл пообедать в тот день
— Не советую тебе принимать его приглашение, заметил старец. — Опасный человек, очень опасный… воистину, глас царя… второе лицо в стране после великого Дасмона. Лучше тебе не сближаться с ним.
— Но принц сказал, что я свободен, — возразил Блейд. — И у меня хватит серебра, чтобы отправиться в Райну на самом большом корабле из тех, что стоят в порту.
— Ах, сын мой, сын мой… — Лартак укоризненно покачал головой. — Я полагал, что ты лучше ведаешь пути душ людских… Пойми, Тархион — мальчик… юноша, воспитанный в строгости и еще не вкусивший сладости власти и соблазна вседозволенности… Он колеблется, он боится, он размышляет… Но зрелый муж, привыкший к подчинению, не станет играть с тобой в жмурки. И ты можешь вдруг обнаружить, что все ворота, все выходы из страны для тебя закрыты. Тогда, — мудрец вытянул руку в сторону тропы, уже переходившей в довольно широкий карниз, — вспомни про то, что мы сейчас увидим. В конце концов, должен же кто-то испытать мою птицу! Рабы тупы, я слишком стар, а ты
— самый подходящий человек для этого дела!
Если не считать последнего предложения, открывавшего перед разведчиком лазейку для тайного бегства, слова Лартака были весьма смутными. Они миновали карниз, спешились и, оставив одного раба с лошадьми, втроем поднялись к пещере. Оставшуюся часть дороги мудрейший философ и механик молчал.
Они проникли в подземную мастерскую через невысокий проход, вырубленный в скале, у которого кончалась тропа. За ним шел недлинный коридор, открывавшийся в довольно просторный зал; его освещали два окна в восточной стене. Здесь высились верстаки с бронзовыми и стальными инструментами, а в дальнем конце громоздились деревянные бруски и рейки, на которых лежали рулоны пленки из рыбьего пузыря. Пахло тут лаком, древесной стружкой и йодистыми морскими испарениями, смешанными с ароматом сухих трав, висевших под потолком. Лартак, не задерживаясь, направился к двери, что вела во вторую камеру; Блейд шел за ним.
Новое помещение оказалось примерно таких же размеров, как и покинутое ими подземелье. Оно тоже было вытянуто вдоль внешней поверхности горного склона, но вместо окон в стене зиял огромный проем в форме аккуратно высеченного прямоугольника десять на пять ярдов. Казалось, зал открыт небу, свету и ветрам; и лишь довольно большой аппарат с широкими крыльями, обтянутыми блестящей пленкой, отделял вошедших от бесконечного воздушного пространства. Блейд заметил, что по краям проема в стены вбиты костыли с бронзовыми кольцами, от которых к корпусу планера тянулись канаты толщиной в руку. Вероятно, это были тяги катапульты, которая могла швырнуть машину в небеса словно выпущенный из рогатки камешек.