По утрам Блейд, вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в каменоломню и четыре часа рубил мягкий ракушечник. Затем следовал обед, часовой отдых и еще четыре часа работы. Труд не тяготил его, после сытной еды он с удовольствием размахивал кайлом, выламывая целые глыбы, которые бригада камнерезов тут же превращала в ровные блоки. Часам к пяти – по земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей сопровождали невольников к реке для омовения, а затем обратно в эстард. Его внутренний двор предназначался для трех занятий: можно было есть и пить – в том углу, где у кухонь находились вкопанные в землю столы и скамьи, можно было поплясать на площадке, посыпанной утрамбованным ракушечником, можно было растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной болтовне – еще в одном углу двора вокруг бассейна зеленела небольшая рощица. Последний, четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.
Кроме еды, питья, плясок и болтовни разрешалось спать, в одиночестве или с девушкой. Этим местная светская жизнь исчерпывалась, и уже к концу первой недели Блейд заскучал. Пища была неплохой, погода – превосходной, а девушки – симпатичными и сговорчивыми, его взгляды, однако, привлекал четвертый угол двора.
Там обитала охрана – пять дюжин молодых женщин, крепких и миловидных, с фантастической ловкостью обращавшихся с оружием. Иногда, по дороге в каменоломню и обратно, он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая сложные маневры, то выстраиваясь длинной цепочкой, то сдваивая ряды, то разворачиваясь в шеренгу. Они с одинаковым умением владели мечом и копьем, дротиком и луком, метательным ножом и приемами джигитовки, их доспехи, изготовленные из прекрасной стали, были легкими и удобными, оружие – смертоносным. Однако эти валькирии не выглядели мужеподобными. Несомненно, они были сильны, но их руки и бедра сохраняли женственную округлость, маленькие груди – девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.
По утрам Блейд видел их обнаженными – зрелище нагого человеческого тела в Меотиде отнюдь не являлось запретным. Их бело-розовая плоть, позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и темно бронзовые волосы вились, словно гривы породистых кобылиц, упругие мышцы переливались под холеной кожей. И когда они десяток за десятком сбегали к реке, к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд подавлял невольный вздох восхищения. Никто не знал, существовали ли на Земле, в степях Таврии или Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и прекрасных тел… Но этому миру повезло больше! Сказочные воительницы обитали в нем воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и жадным взором.
Они были его владычицами, хозяйками и, значит, врагами, – но Ричард Блейд не испытывал к ним ненависти. Он знал, что не сможет поднять ни меч, ни копье ни на одну из них, и если у него что-то и подымалось, то это была совсем иная часть тела.
Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не боялись, не чувствуя за собой никакой вины, хотя эти воительницы, даже без своих коней и доспехов, могли за десять минут перебить мечами всех обитателей эстарда. С другой стороны, рабы не боготворили своих повелительниц, не падали на колени, не отвешивали низких поклонов, Они повиновались им – охотно, по врожденной привычке, с готовностью выполняя все приказы, которые не были ни жестокими, ни унизительными. Деловые отношения господина и усердного слуги, решил Блейд; один дает кров, пищу, защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил…
И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к таинственному очарованию женственности? Как могли они устоять перед силой Эроса, которую источали эти гибкие сильные тела? Как могли они бестрепетно взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно, были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к девушкам – но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим рядом с ними на верхних этажах эстарда Шод.