– Предлагаю вернуться к теме апатии, – нахмурился Неоперис. Неолог вспомнил, что Неоперис избегает политики, несмотря на готовность обсуждать что угодно на свете.
– Возможно, скука и апатия есть естественный продукт беспокойного человеческого сознания…
– Исключено!
– Да почему же?
– А потому, что у животных нет скуки и потому, что человек может преодолевать инстинкты, а апатию преодолевать невероятно сложно.
– По-моему, тебе серьёзно недостаёт практики, – удивленно проговорил Неолог, – ведь то, что ты сейчас сказал – полная чушь. Во-первых, откуда ты знаешь, что у животных нет скуки? Во-вторых, почему это человек всегда способен победить свои инстинкты? Не забывай, что человек, несмотря на всё то, чего он достиг, всё ещё животное. По крайней мере, он родственен животному, он вышел из животного мира…
– Ибо животный мир был слишком чужд ему! – парировал Неоперис.
– Как бы то ни было, до сих пор, несмотря на многочисленные достижения человека, у него есть непреодолимые инстинкты, которые держали общество вместе тысячелетиями. Например, глобализация, тем более астроглобализация, – вспомнил Неолог удачный пример. – люди стремятся объединиться, обменяться всем, что можно, потому что вместе они могут достичь большего, потому что это, наконец-таки, их природа!
– Но разве природа человека не есть противоречие природе? Разве появился бы человек, если бы он во всём потакал природе? Да и по отдельности люди могут достичь многого…
– Но общество поддерживает личность! Общество может помогать ему созидать, вдохновлять его на шедевры!
Неоперис привстал.
– Да как ты можешь поддерживать общество? Ты только что из этого общества пришёл ко мне; я принял тебя, я разговариваю с тобой, я выслушиваю и уважаю твою точку зрения; но не тогда же, когда ты хвалишь тех, кто для тебя ни черта не сделал! Я же могу даже наугад сказать, что тебя не приняли ни в одну паршивую гостиницу, тебя, кто пришёл из пустыни и, быть может, нуждаешься в покое больше, чем добрая половина отдыхающих в этом месте! И почему же? Просто потому, что у тебя нет документов, верно? А помощь ближнего? Это оплёванное, перевёрнутое с ног на голову царями и политиками христианство, крупица которого так и не вытеснена из людских душ, призывает, казалось бы, к этому! А почему она, кстати, не вытеснена? Потому что всегда есть страх того, кто сверху по должности! То есть люди, имея общество столько лет, до сих пор страшно боятся сделать его идеальным или, по крайней мере, пригодным для жизни…
Неоперис опустился. Последовало глубокое молчание. Молчание было сплошь занято мыслями обоих друзей. «А ведь он прав, – подумал Неолог, – пустыня действительно сплошь на этой планете… Она не кончалась ни в поместьях, ни у колеса, ни у дороги, ни в городе… Только здесь – оазис мысли, да и это, возможно, просто мираж».
– Знаешь, друг, – неожиданно пронзил тишину Неоперис, – тишина между нами говорит нам обоим больше, чем слова. У меня на этот повод есть стишок.
– Я весь внимание.
Неоперис встал, переместился в угол с барахлом двумя широкими шагами, опустился на колени и начал что-то искать.
– Я вижу, ты очень дорожишь этими вещами, – усмехнулся Неолог, – если встаёшь перед ними на колени.
Неоперис промолчал. Возможно, он был согласен. «Слишком много в нём прыти для его характера. Хотя, не будь в его сердце страсти, он бы не выбрал такую серую жизнь», – смекнул Неолог. А может, просто шутка была слишком глупой.
– Глупа ли моя шутка, друг?
Неоперис наконец нашёл блокнот и спросил Неолога, про какую шутку идёт речь. Неолог счёл нужным промолчать. А Неоперис между тем начал чтение:
Жизнь в тишине.
То есть во всем, что обретается в мире.
Сколько мыслей, раздумий, сколько силы и выводов имеет в себе тишина…
Молчанье, массивная тень тишины,
Способна немало чудесного сделать:
Обитель идей, нестандартных догадок,
Всего необъятного мира сознаний,
В котором в молчании мечутся люди;
Все силясь искать, никогда не находят
Конкретно и точно искомое ими.
А что тишина? Настоящая тайна,