– Не думал ли ты, что после смерти тела не подают признаки разума, – сказал Неолог, – потому, что разуму наконец удается вырваться из уз тела, покинуть его? Может быть, он в конце концов находит свой родной мир? Тот самый, с потоками знания?
– Шансы этого слишком низки, – сказал Неоперис. – Нельзя так рисковать… Нет, нельзя…
Он немного опустил голову. За весь разговор он так и не обернулся к Неологу. Вскоре, однако, он вновь встрепенулся и поднял голову.
– Это я и ищу в книгах. Другой выход для разума. Тот выход, который гарантирует ему конец опостылевших скитаний и обретение своего места. Может, именно на изнанке текста книг он рассказал про этот путь, а я это увижу.
– А почему ты не можешь искать ответ в самой жизни, как я? Без книг? Разве это не было бы логичнее?
Неоперис промолчал. Неолог усмехнулся.
– Чёрт, да мы с тобой – две карикатурные крайности. Я живу верой в то, что жизнь как явление стоит жизни как процесса, а ты только ищешь самый правильный выход из неё.
– Ты нисколько не крайность, Неолог. Был бы ты крайностью, ты не водился бы со мной.
– Как раз наоборот! Ты просто плохо знаешь жизнь.
– В любом случае, крайность в тебе сомнительная. Ты не скрываешь отчаяние так, как я скрываю радость. Ты веришь в общество, но ты не веришь в его главный аргумент – бога. В тебе видна борьба – признак неопределённости.
– А может, в этом и дело? Борьба противопоставляется молчаливому поиску, открытость чувств противопоставляется их сокрытию, вера в общество противопоставляется разочарованию в нём, разочарование в боге противопоставляется вере в разум?
– Ты снова прогнул под себя логику. Я имел в виду совсем другое. Мы одинаковы. Разве нет? Все мы во что-то верим, хоть и не хотим этого, все мы боремся внутри себя, хоть и не хотим признать этого, все мы скрываем одни чувства и при этом неосознанно обнажаем другие.
– Странно, – сказал растерянно Неолог, – в этом ты прав, но и я прав. Кто неправ?
– Мы неправы, конечно. Даже я, оградивший себя от всякой практики, понимаю, что ни в одном сложном споре, раскрывающем мнения участников на глобальные вопросы, нет спорщика, полностью правого, и такого же неправого. Поэтому в теории такой спор не имеет смысла в плане результативности, он просто показывает субъективные точки зрения оппонентов на множество предметов. Точки зрения, как стержни, возникают надолго, и все доводы, связанные с ними, кристаллизуются только вокруг этого стержня без надобности формировать фундаментально иное мнение. Зачем делать новый стержень, когда можно просто обновить старый? Во время спора мнение ощетинивается, покрывается панцирем; оно неподвластно никакому обучению.
И вновь минуты глубокого молчания. Словно через метровую толщу воды слышатся звуки с улицы, такие обыденные и такие непонятные. В общем-то, вопрос, поднятый Неологом, заслужил бы такого молчания, если бы молчание было возможно заслужить. Тут Неолог, в должной мере насладившись тишиной, решил наконец спуститься на землю.
– Слушай, у меня к тебе вопрос. Я хотел бы найти космодром и улететь к черту с этой планеты.
– А зачем тебе улетать? – искренне поинтересовался Неоперис, обернувшись наконец. – Не понимаю, что изменится?
– Хочу исследовать мир дальше. Да, у меня уже была глобальная цель – сделать из животного человека, но…