С фотографий на деда смотрела хохочущая среди подруг Маричка. Девчонка как девчонка: тринадцать лет, светлые волосы в вечном высоком хвосте, яркие футболки и модные джинсики в обтяжку. Вот она на качелях, делает вид, что задумчиво-грациозна, на самом деле рассматривает приставший к подошве опавший лист; вот задувает свечи на торте, вокруг родственники с глупыми лицами, а на Маричке – яркие африканские браслеты; вот несколько книжных страниц, судя по всему, учебник по той самой геометрии (дед Василь ухмыльнулся); десяток фотографий витрин: должно быть, что-то приглянулось и захотелось поклянчить у родителей…
Василий Петрович еще раз внимательно пролистал альбом, прищурился, отобрал одну из фотографий, ту самую, на качелях, порылся в кармане халата и выудил лупу, порылся еще – вытянул небольшое голубиное перо и поводил им по экрану, навел лупу и впился взглядом: изображение подрагивало оранжевым, все оттенки красного потихоньку сливались в одно бесформенное пятно за спиной у Марички. Дед Василь еще поводил пером, пожевал губу и уставился на фото. Алое пятно меняло цвет, но все яснее преобразовывалось в человеческую фигуру. За левым плечом Марички стоял некто высокий, темный, пугающий и внимательно следил за раскачивающимся девичьим хвостом. Он уже протянул руку, чтобы прикоснуться к девочке, но, видимо, вспышка остановила его… Дед Василь закрыл глаза и увидел как наяву: Маричка соскакивает с качелей и мчится к Светке с криком: «Дай посмотреть, что там вышло!», а тень, так и не обретшая финальную форму, медленно рассеивалась, как воспоминание. Вот только чье?..
Старик потер узловатыми пальцами губы, пригладил ладонью бороду, опустил в карман халата лупу и перо, бережно положил телефон на стол. В дверь позвонили.
Глава вторая
Чемоданная интрига
– Я, кажется, забыла у вас свой телефон… Телефон… Чтобы звонить.
– Входи, Маричка, входи. Будто и не уходила, да? Вот он, тут, на столе.
Маричка вгляделась в глубину комнаты и покосилась на Василия Петровича: как-то странно он выглядел, рассеянный какой-то, а в комнате темно, хотя день на дворе. Раньше она непроглядных теней в этой квартире не замечала… Как будто окно заляпали грязью. Это на седьмом-то этаже?! Маричка опасливо переступила порог комнаты, внимательно глядя под ноги. Тьфу, что это опять такое накатило? Ерундень! Нужно забрать телефон и идти домой. Она сморгнула и вошла уже в привычно светлый зал. Может, это в глазах у нее темнеет? Мам говорит, подростковое.
– Так я возьму, да? – Она уже подняла телефон, но задержалась, глядя на старика. – А с вами точно все хорошо? Хотите, я позвоню мам, она подскажет, какую таблеточку выпить?
– Нет, милая, что ты. Тебе еще геометрию учить. Может быть, завтра зайдешь ко мне, после контрольной? Я хочу кое-что показать тебе. – Василий Петрович, уже переобутый в драные тапочки, тоже прошлепал в комнату и потянулся к верхней полке шкафа. Выудив один из альбомов в толстом кожаном переплете, он пролистал его.
Маричку загипнотизировало медленное движение страниц, словно там не обычные старые фотографии, а какая-то тайна, рвущаяся на волю, тяжелая и сладкая.
– Вообще-то… – Маричка помедлила и огляделась: и чего она так испугалась в этой квартире? Точно, подростковое. – У меня нет никакой контрольной, я просто… просто я хотела пойти домой.
– Тогда, может быть, ты сейчас пойдешь домой, если тебе так хочется, – дед Василь уловил перемену в настроении и теперь едва заметно улыбался, – а когда захочешь посмотреть, то заглянешь?
– А давайте прямо сейчас. – Маричка сделала шаг навстречу и с готовностью спрятала телефон в карман.
– Ну садись, садись. – Дед Василь с кряхтением опустился на старенький узкий диван, похлопал по нему ладонью и раскрыл альбом.
Маричка присела рядом. Ей показалось, что их движение подняло с дивана облачко пыли, как будто никто и никогда на нем не сидел. Странно. Ведь и кровати у Василия Петровича не водилось. Где же он спит, если не на диване? Маричка оглядела комнату, вернулась взглядом к альбому – и открыла рот. Все околомебельные размышления мгновенно улетучились. Она никогда не видела таких страниц. Как будто из воды! Легкая рябь окружала фотографию с малышом на высоком резном стуле, на той же странице ходили большие круги вокруг фотографии семейной пары в карнавальных костюмах: он в черном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза, она – в наряде греческой богини, локоны щекочут плечи. На соседнем листе волны бились о небольшой деревенский домик в окружении высоких тополей и пеной собирались возле коллективного снимка: мужчины в три ряда, все как на подбор белозубо улыбаются, гордо задрав подбородки.