– Ну хорошо, я не против, давай там поговорим.
– Тогда езжай. Если меня в скверике не будет, ты возле Одеона поскучай, я всё одно подойду. А то может, и я тебя буду дожидаться. Договорились?
– Всё, еду.
Прерывая сигнал на мобильнике, Палинский уже запрыгивал в маршрутный ПАЗик, и уже через минуту ехал в сторону встречи. За окном убегали назад знакомые фасады домов, голые деревья, и бредущие по своим неотложным делам путники. Выйдя через несколько остановок, Тимофей зашагал в сторону Дома культуры тепловиков, получившего «общенародное» название Одеон ещё в незапамятные времена, в самые первые дни своего существования. В глубинных слоях людской памяти уже не сохранилось имя того, кто первый сравнил фасад этого заведения, выполненный в античном стиле, с обликом известного французского театра, но название прижилось навечно, не требуя смыслового подтверждения. Подходя к назначенному месту, Тимофей уже издали заметил сутулую фигуру Чащина, шагавшего с противоположного конца улицы. Увидев его, обрадованно помахал рукой, и уже оба направились в сторону сквера. Поздоровавшись, Семёныч сразу предложил присесть на ближайшую лавочку:
– Давай, вот тут расположимся. Видал, как скверик облагородили? Приятно посмотреть, а то последние несколько лет сюда вообще зайти было страшно – тут лужи, там – ямы. Ну рассказывай, Тимоха, какие инфонаходки нарыл?
Задав вопрос, Чащин, не дав Тимофею даже начать, перескочил на свои новости:
– Да, слушай, расскажу, пока из памяти не вылетело – я тут на днях был в клубе ветеранов МВД, мы иногда собираемся пообщаться.
– А где это? – уточнил Палинский.
– Здание рядом с гостиницей, вроде «Мимоза» называется, ну на площади у городского дворца. Построили недавно. Там второй этаж только для ветеранов. В любое время можно приходить. Так вот, я там ребятам вопросы позадавал, и один человек, из старых оперов, припомнил, что был такой прецендент – один наш сотрудник угодил в психушку из-за запоя и «белочки». Вот только пенсионер не упомнил его фамилии – очень уж давно всё произошло. Ещё он сказал, что в «дурку» тот попал по заявлению сотрудника Очистки. И ещё выяснилось, что тот сотрудник, который из наших, милиционер то есть, как раз занимался оформлением того самого преступления о массовом убийстве бомжей в подвале дома, который находится через дорогу напротив отдела.
Тимофей покачал головой:
– Что-то совпадений слишком много вокруг этого дела. И что ещё?
– А ещё вот что – тот сотрудник Очистки как раз и являлся тем человеком, который притащил в дежурку подозреваемого, и сопроводил оперов к спуску в подвал.
– Ещё и это совпало? – не удержался от замечания Палинский.
– Да, Тимоха, именно так. И я вот что подумал – так он являлся сотрудником Очистки, то скорее всего он и мог обращаться с ходатайством о переквалификации уголовного дела в дело специального производства, по причине того, что лицо, участвующее в деле, то есть он сам – является лицом, проходившим службу и работающим в системе Очистки. Это – веское основание, по которому и могли засекретить дело в те времена.
– Видать, поэтому оно и пропало впоследствии, вполголоса отметил Тимофей.
Чащин кивнул:
– Не исключено, от этих ребят чего угодно можно было ожидать. Но ты почти угадал – я дозвонился до своего бывшего ученика, он сейчас уголовкой руководит, и попросил его о помощи – чтобы он обратился в спецфонд, и уточнил по номеру дела о его поступлении. Заодно и выяснить хотел, какого ученика я вырастил. Оказалось, что вполне достойного! Он узнал то, что мне нужно, в течении часа. Ему ответили, что по записям в журналах получается, что дело уже уничтожено решением комиссии по акту – всё как положено. А в акте обоснование – «В связи с тем, что большая часть текста недоступна для прочтения, восстановление его не представляется возможным». Всё оформлено, как положено, не прикопаешься – приказ на учреждение соответствующей комиссии, утверждение списка членов комиссии, решение комиссии, и акт уничтожения. Все печати, и все подписи – в наличии. Всё! То есть – дела физически нет. Ну, и имя того сотрудника уточнить тоже не удалось. Так что, Тимоха, розыск твой придётся сворачивать – больше мне ничего не удастся для тебя выяснить. Уж извини.
Тут пришло время его собеседника удивлять – Палинский в ответ бодро заявил:
– Да я уже выяснил!
Семёныч вскинул глаза:
– В смысле?
– Буквально вот сегодня утром нашёл того клошара, ну которого Санёк зовут, он мне и подсказал имя и адрес.
– Чей адрес?
– Александр Семёнович, ну ты что? Только что сам оправдывался! Адрес того самого опера, который в психушку попал. Санёк с памятью дружит. Даже имя вспомнил – Петренко Владимир Леонидович.
Чащин сокрушённо покачал головой:
– Ну ты молодец, Тимоха, тебе бы опером служить!
– Я и сам удивился. Повезло.
Семёныч не согласился:
– Да нет, везение тут не при чём. Это как раз твой упорный труд в одном направлении. В оперативной работе только такие усилия и дают результаты. Ладно, ясно. Чего думаешь дальше делать?
– Думаю завтра и сходить к нему. Адрес простой – Афган, квартира тринадцать.
– Да, проще некуда. Ну, Тимоха, если этот дед жив ещё, и соображает, то много чего расскажет тебе. Я думаю, если он этим делом тогда занимался, то и соображения должны быть по убийце.
– Надеюсь, – ответил Палинский, оглядываясь вокруг, и неожиданно для себя самого заговорил на совсем постороннюю тему, – Хорошо, что ты сюда предложил прийти. Тут, вокруг Одеона самый уютный район Тайгарска.
Чащин согласился:
– Это точно – аккуратный район, тихо всегда, машин на окружной дороге вокруг квартала немного. С одной стороны района крутой склон – внизу Пойма, с другой стороны железная дорога – тоже проезда нет. Считай, изолированная территория. Деревня, одним словом. Кто живёт, все, наверное, друг друга знают. Посторонних почти никого не бывает.
Тимофей помотал головой:
– Ну, по архитектуре тут одни сталинки, хрущёвок нет, больше можно назвать Крещёвской Швейцарией. Общий вид скорее европейский. Плохо только, что сам Одеон пустует, а раньше тут люди постоянно собирались. Вечерами летом были танцы. Весело жили! А сейчас вон танцплощадка практически развалилась – деревянная, уже почти в труху сгнила. Тихо тут, это верно. Наверное, домовых полно. Они должны в тихих местах селиться. Домовые, они такие существа – кормыши, что скажешь! Да, Александр Семёнович, вот ещё что беспокоит – в рассказе, который я от Попова услышал, ну помните, что ему поведал бомж Витёк. Вспомнили? Которого он спас в зимнюю бурю.
Чащин кивнул:
– Ну да, конечно, помню. Во-он там он его подобрал, – и указал рукой в сторону здания с четырьмя белыми колоннами.
– Да, точно! Так вот, до меня вчера вечером вдруг дошло – в его рассказе убийца затаскивал в подвал труп. Я на это даже внимания до вчерашнего дня не обращал, а это важно!
Семёныч заинтересованно слушал:
– Слушай, верно. И что?
– А по рассказу клошара в подвале обитали четверо человек; сам Витёк, и ещё трое – Григорий, Степан и Шахтёр. По его словам, маньяк подобрал с пола кусок трубы, и убил им троих человек. Сам рассказчик убежал, спасся. Всё уголовное дело «крутилось» вокруг только трёх жертв. Все трое были убиты всё тем же куском трубы. Но позвольте, а где тогда тот, четвёртый, которого маньяк затащил? Он куда девался? Как думаешь, об этом стоит задуматься?
– Тимоха, а ведь ты прав! В этом месте точно надо покопать! Я это тоже совсем упустил. Но при допущении, что такое действительно происходило. Мало ли что клошар наговорил. Но узнать стоит. Знаешь, я попробую уточнить о происшествиях в Городище на ту дату. Если заявление или рапорт в тот день были, то что-нибудь точно всплывёт. Может, даже и сегодня. Ну что, двинули по домам?