Петренко закивал:
– Понял, понял, не части́, а то уже голова от тебя начинает болеть, пойдём в комнату, чего тут стоять у дверей-то? – и обернувшись, позвал «Маркиза Карабаса», – Ваше сиятельство, ты нам чайник принесёшь?
Из кухни задорно прозвучало:
– Маркиз черни не подаёт! Ладно, сейчас принесу!
Старик улыбнулся:
– Помогает, молодец – парнишка-то он хороший, умница. Пойдёмте в комнату, там расположимся, – и, мотнув головой в сторону комнаты, покатил, прокручивая колёса. Пройдя за ним, Тимофей осмотрелся – простой стариковский быт напомнил ему родительскую квартиру времён детства – книжный шкаф, продавленный диван, и почти такой же, как и у них в доме – журнальный столик с инкрустацией рогатого оленя на нём. Дождавшись, когда гость присядет на диван, хозяин обратился к нему:
– Как ты сказал тебя величать-то? Напомни, а то уже вылетело в другое ухо.
– Зовите Тимофей, – напомнил Палинский.
– Понятно. Так что ты, Тимофей, хотел от меня услышать?
– Владимир Леонидович, вы же трудовую деятельность в органах начинали?
Петренко прищурил взгляд:
– Так тебя, мил человек, что именно интересует?
Визитёр набрал полные лёгкие воздуха, выдохнул, и начал свою речь подчёркнуто официальным голосом:
– Нас интересует старинная городская легенда о Доме с привидениями, по-нашему говоря – с чертями. Вот что мне удалось услышать от жителей города к сегодняшнему дню.
А дальше Тимофей рассказал, что слышал от Афанасия, завершив пересказом его беседы с опером на крыльце:
– Вот так он ему и сказал: «Забудь ты об этом домике, и не лезь в это дело. Спокойнее будешь жить». Но только это никак не объясняет, почему в Тайгарске у жителей сложилось мнение, что в этом доме чёрт живёт. Мне порекомендовали поговорить с кем-нибудь из ветеранов милиции, так как толком нынешние полицейские ничего об этом не знают. Я тут недавно совершенно случайно познакомился в парке с одним бездомным, его Саньком зовут, начал у него спрашивать, бомжи ведь городские улицы хорошо знают, а он мне подсказал вашу кандидатуру. Вы вместе в больнице лежали. Он говорил, что вы много об истории города знаете, много интересного рассказывали, и раньше работали в милиции, как раз напротив того дома.
Петренко жестом руки остановил его речь, и повернув голову в сторону, позвал:
– Ваня, ты нам чаю принесёшь?
Из коридора послышалось приглушённое:
– Да несу я, уже давно, пролить боюсь, – в дверном проёме показался «маркиз Карабас», державший в руках небольшой поднос, на котором стояли две чашки и вазочка с печеньем. Усатое лицо выражало целую гамму эмоций – крайнюю степень сосредоточенности и боязни уронить всё на пол. Увидев эти титанические усилия, Тимофей подскочил со своего места:
– Ваше высочество, позвольте помочь!
Старик замахал рукой:
– Не мешай, тут недалеко осталось. Дело нужно доделывать до конца.
А на лбу мальчика от напряжения уже выступили капельки пота – сосредоточившись на сохранности груза, он передвигал ступнями по чуть-чуть, неуклонно приближаясь к столику. Уже ставя поднос на него, маленький помощник немного ошибся в расчётах, и пролил чуть-чуть чая, расплескавшегося при «посадке». От досады выругался:
– Тысяча чертей! Дед, я пойду мультики посмотрю?
Петренко погладил его по плечу:
– Да, конечно, Ванюша, беги! Если что, я позову.
И Маркиз умчался в другую комнату. Провожая взглядом убегающего внука, хозяин дома взял в руку чашку, отхлебнул, и продолжил разговор с момента остановки:
– Саня, говоришь, зовут? Помню я его, конечно же, как он – жив-здоров?
– Жив, да и вроде нормально здоров, как это, конечно, можно к бездомному применить. Говорил, что кормовую базу сыскал в ресторане неподалёку. Вроде не пьёт.
Петренко улыбнулся:
– Интересный парень. С образованием. Не пил бы сильно в молодости, может и жил бы сейчас по-другому. Но, – тут старик задумался на время, и грустно закончил, – у каждого своё, и не убежишь от судьбы-то… Вот. Ну, что сказать – повезло тебе, Тимофей, как раз об этом домике я и могу тебе целую историю рассказать. Ты чего блокнот не достаёшь? Думаешь, запомнишь всё? Нет, парень, нужно всё записывать, не то потом придумывать придётся, а это уже будет другая история. Или тебе бумагу дать? Давай, я сейчас маркиза кликну.
Палинский замотал головой:
– Нет-нет! Владимир Леонидович, не нужно бумаги, сейчас ведь всё по-другому – в телефонах встроенный диктофон имеется. Вот смотрите, – С этими словами Тимофей вытащил из чехла мобильник, и выбрал функцию, – Так, включаю. Теперь все разговоры запишутся. Вы не против?
Старик покачал головой:
– Мне уж поздно чего-то бояться. Записывай. Уже включил?
– Да, всё готово, можно говорить.
– Ну слушай тогда.
И Петренко заговорил:
– В том подвале, после заявления обнаружили три трупа, все – бомжи. Все были убиты обрезком трубы. Команда не болтать об этом поступила сразу. По какой причине – я об этом догадался много позже, но так или иначе, легенда в Крещёвске появилась. Тот человек, которого обвинили в тройном убийстве, был такой же бездомный – он просто там валялся в пьяной отключке. Его и обвинили. Но из наших никто в это не верил, убийцу так и не нашли, не поймали. Впоследствии его прозвали «Мушкетёр». Прозвище возникло из-за характерного орудия убийства, которое он применял во всех без исключения случаях – узкое и длинное лезвие. «Будто шпагой орудовал», – как-то раз заметил патологоанатом, изучая нанесённые повреждения. Один из оперов, присутствовавших на совещании, услышав это определение, буркнул: «Мушкетёр хренов». Так с тех пор и пошло.
Садюга этот убил много бездомных, но в достаточном для изучения состоянии в наши руки попали всего три или четыре трупа. По характеру нанесённой им смертельной раны становилось понятно, что убийца этот – обученный, что называется – специалист. Бил стилетом в верхнюю, левую сторону живота, под самые рёбра, под углом примерно в тридцать градусов, остриё направлял вверх. Насквозь тело не прокалывал, оставлял лезвие на такой глубине, чтобы нанести как можно больше повреждений, и потом проворачивал по часовой один или два раза. В результате такого «коловращения» разрывалась аорта. Шансов у жертвы не было. Кровь вытекала моментально, буквально за пять-семь минут. Вся кровь. Полностью.
Петренко умолк, задумчиво помешивая ложечкой в чашке. Затем встрепенулся, и снова заговорил:
– Работа следователя осложнялась особенностями поведения жертв – бомжи, их образ жизни. Они сами по себе много и постоянно гибнут. Обитают в разных норах, прячутся. В случаях смерти, почти всех бездомных находят только, когда труп практически разложился. А там уже и определить что-то сложно. Я глядел в делах отчёты патологоанатома – при невозможности обследования в случаях крайней степени разложения останков, он мог только изучать скелет. У всех «плохих» трупов выявились свежие царапины на рёбрах и позвоночнике, причём с внутренней стороны. Очевидно, когда стилет проворачивали в ране, остриё задевало за кости, и оставались характерные следы. Нанесены одним и тем же орудием. Это в отчётах записано.
Рассказчик отхлебнул из чашки, и поставил её на поднос. Помолчал недолго, и продолжил:
– Бездомный есть бездомный. Раз дома у него нет, то нет и близких. Если такой пропадёт, кто ж его искать-то будет? Да никто! О том, что найден такой жмурик, люди сообщали, когда из-за его разложения появлялся жуткий трупный запах. И как правило, сгнивают эти трупы до такого состояния, что уже и поднять с земли нечего. Знания патологоанатома в таком случае бесполезны. Но иногда попадались «свеженькие», вот по ним и удалось составить картину. Я пытался постоянно проявить к этим делам интерес коллег. Потом уже следователи стали отслеживать похожие убийства. И они – нашлись!