– Да, до свидания, вам спасибо.
Пожав руку, Дробыш повернулся, и заспешил к машине, а Тимофей зашёл в подъезд, и вызвал лифт.
*****
Зайдя в подъезд, глянул на ряд почтовых ящиков, тянущихся по стене с правой стороны. В его ячейке что-то просматривалось. Открыв дверцу, достал большой конверт из плотной бумаги с короткой надписью в графе «Кому – Палинский Т.О», и снизу приписка «От Пантыгин С.Н.», поднимаясь по ступенькам, подумал: «Что это там господин оформитель мне прислал? Ладно, дома гляну. Что за день сегодня – то нотариус папочку принёс с последним приветом от Валерия Сергеевича, теперь вот конверт этот». Быстро скинув куртку, разулся и прошёл в комнату, присев на диван,
Оказавшись дома, решил не откладывать – любопытство разбирало пуще необходимости принять душ и переодеться. Тимофей неторопливо вскрыл конверт. Внутри оказалась папка с завязками, и уже в ней – небольшая стопка разрозненных тетрадных листов, разлинованных в клеточку. Сверху сопроводительная записка со следующим текстом:
«Тимофей здравствуйте. Отправил специально для Вас эти записи. Мне их принёс тот самый Санёк, с которым вы познакомились в парке на Жукова, в день визита ко мне. Я совершенно забыл про этот документ, а когда занимался разбором своих архивных «завалов», через несколько дней после нашего разговора, как раз на эти листки и натолкнулся. Я уже толком и не помню, что там Саня по поводу этого рассказика мне поведал, и совершенно не знаю, чьё это авторство. Единственное, что может подсказать, это надпись на обороте последнего листка…».
Отложив записку в сторону, Тимофей быстро вытащил сцепленные канцелярской скрепкой тетрадные листики, и перевернул их. Ровно по центру красовалась жирная надпись, сделанная округлыми буквами, обведённая несколько раз: «Виталий Вольный». И всё – ни даты, ни уточнения авторства. Совершенно ничего уточняющего. Остальные листы были исписаны таким же крупным почерком с обоих сторон. Пожав плечами, продолжил дальше читать записку от Валерия Сергеевича:
«…Вспомнилось только, как он с важным видом уточнил: «Возможно, Валерий Сергеевич, эта информация украсит вашу коллекцию Тайгарских информационных артефактов». Кажется, именно так пафосно и сказал. Где он сыскал эти записи, мне тоже неизвестно. Может быть, вы, Тимофей встретите его, всё-таки знакомы уже, и он для Вас что-то уточнит? В тексте много непонятного по причине отсутствия нескольких листов, но это – не моя вина, очевидно Саня в таком виде всё и получил. В общем – изучайте, может быть, эти записки помогут Вам в поисках ответов. Хочу отметить, что эти, по всей видимости, воспоминания, записал довольно талантливый человек – текст очень хорошо помогает визуализировать описываемый эпизод.
По поводу передачи этих записей – прошу прощения за доставленное беспокойство, просто решил навести порядок в хозяйстве перед своим последним путешествием. Распределить за жизнь накопившееся, так сказать. Не люблю беспорядка и незаконченных дел. А что набралось – пусть послужит людям, мне уже будет ни к чему. На Вашу долю досталось то, что вы читаете. Ну а остальное – кому что. Константин Александрович – нотариус, добрейшей души человек, согласился быть моим душеприказчиком, и выполняет мою последнюю волю. На этом прощаюсь, желаю удачи!»
Внизу стояла аккуратная, без завитушек подпись: «Попов Валерий Сергеевич», дату отправитель посчитал ставить ненужным.
Тимофей аккуратно отсоединил скрепку, и принялся перебирать исписанные листы, пытаясь отыскать начало. Нумерации не было, пришлось начать чтение с первого листа, так, как они были сложены в папке:
«…потише, башку поддержите немного!
– Чо его беречь то?
– Сопливый, делай что говорю! Обещали же! Урядники просили, чтобы он целый остался, непопорченный. Так и надо сделать! А ты за лантух его схватил, и колышешься рядом, как березняк на ветру. Перехватись левой рукой, а правой возьми макушку в горсть, не то пока дотащим, все мозги у урода вылетят!
– Ему мало их выбить, надо бы вообще вытряхнуть, да собакам скормить, они бы с удовольствием похряпали.
– Ладно, хватит базарить, чего остановились?
Шестеро людей, одетых в грязные лохмотья, толкаясь и мешая друг другу, волоком затаскивали бездвижное тело в узкий дверной проём, за которым начинались каменные ступени, ведущие в глубокий подвал. А если точнее, то пытались затащить. Двое, находившиеся впереди, тянули его за ноги, а другая пара придерживала обмякшее туловище за кисти рук. Ещё двое человек помогали остальным с боков, держа ношу за углы пальто, в которое он был одет. При таком расположении носильщиков на входе, за руки держать его становилось невозможно, и замыкающая пара невольно выпустили свою ношу. Звук удара головы о каменные ступени прозвучал неожиданно. Все замерли. От группы людей, толпившихся у входа, отделился высокий, с сумкой в одной руке и суковатым посохом в другой, человек, наблюдавший до этого момента за противоположной стороной улицы. Подойдя к остановившимся в дверном проёме, взглядом оценил ситуацию, посоветовал:
– Разверните его головой вперёд, и двое пусть тянут его за руки. А ногам ничего не сделается. Только ботинки не снимайте, чтоб пятки не повредить. Потом снимем. Сопливый, а ты давай, беги вниз, свечи пока запали, и проволоку раскрути, она там в углу лежит, под оконцем. Да поживее, не тормози, а то, пока мы тут те́лимся, командир передумает.
– Ты чо тут раскомандовался? Погоны отросли, чо ли? Мы тут все одинаковые! Надоел этот урод, возиться с ним ещё! Давайте, прямо тут по горлу башку ему отрежем, да и все дела!
Пока продолжалась эта перепалка, те двое, которые затаскивали неподвижное тело за ноги, успели что-то решить между собой, и переглянувшись, резко дёрнули ношу, скорым шагом продолжив движение. Стоявшие на входе заспешили за ними, и довольно быстро все оказались в самом низу лестницы. Пленник начал шевелится, и замычал, мотая головой из стороны в сторону. Говорить он не мог – во рту торчал тряпочный кляп. Из окружившей его толпы раздался возглас:
– Ожил, паскуда! Дайте я его руками задавлю!
– Никто его давить не будет! Всё сделаем, как решили! Серый, тащите его к стене, там к трубе за руки примотайте проволокой! Кляп пока не вытаскивайте, а то он реветь начнёт со страху!...»
– Виталя, держи сумку, там свечки, смотри не рассыпь.
Темнота подвала разошлась в стороны после появления в руках окружающих зажжённых тоненьких свечек. Стали видны лица и внешность людей, столпившихся вокруг лежавшего на полу пленника – грязные, бородатые лица, со всклокоченными, немытыми месяцами, а может и больше причёсками на головах, одетые в немыслимые, бог весть где и как добытые лохмотья. Внешний облик придавал присутствующим определённую похожесть друг на друга, объединяя в условную общность, единое племя. Но самое главное, что читалось на каждом лице совершенно одинаково – ненависть, злоба и гнев, направленные на лежавшее перед ними человеческое существо. А оно продолжало издавать рыкающие звуки, время от времени пытаясь подняться на ноги – но в тот же миг наступавшие на него несколько пар «подкрадулей» пресекали эти потуги. Стены подвала, сложенные более двух веков назад из округлых речных валунов, дрожащие на них тени людей, полумрак, и измождённые лица участников драмы придавали ситуации мистическую окраску.
Несколько человек, расталкивая плотный круг стоявших, со словами: «Пропусти, чего стоишь как пень, шагни в сторону!», подхватили лежавшего за предплечья, и поволокли к стене. Там они быстро стянули с него всю одежду, и принялись приматывать проводом за руки к трубе, протянутой посредине стены. Человек извивался, норовил пнуть, и утробно рычал, не давая возможности довести до конца начатое. Ефремыч подошёл ближе, и с силой ударил его в живот кулаком несколько раз, после чего тот шумно хлюпнул носом и обмяк, послушно успокоившись. Развернувшись к стоявшим полукругом, высокий человек стянул с головы вязаную шапку, пригладил пальцами слипшиеся, нечёсаные волосы, и обращаясь ко всем, заговорил: