Его сдержанность не давала покоя простаку-крестьянину, который ломал себе голову над тем, кем еще можно быть в жизни, если не заниматься ни одной из трех столь завидных для него профессий и не торговать ни лошадьми, ни коровами, ни свиньями.
— Вы приехали по поводу новых школ, сударь? — наугад рискнул он.
Ответ Жюва был отрицательным.
— Вы, сударь, случаем, не чиновник? Наверно, приехали за налогами?
— Нечто в этом роде, — загадочно ответил Жюв.
Тут крестьянин хлестнул свою скотину и с чисто нормандским бесстыдным простодушием выпалил:
— Раз вы, сударь, по налоговой части, то и заплатите, не скупясь, а раз заплатите, не скупясь, кобылка пусть пошевелится, наплевать, если охромеет, все одно завтра продам ее.
И, хохоча во все горло, кучер от души нахлестывал бедную лошаденку.
Жюв рассудил, что теперь самое время приступить к расследованию.
— Ба! — начал он. — Особенно-то не торопитесь, время есть. Сколько до Тилли?
— Отсюда километра четыре будет, деревушка невелика, да что там! Дорога известная…
Пустив рысью свою серую кобылку, кучер развернулся боком, устроился поудобнее и приготовился к приятной беседе.
— Ума не приложу, что такое случилось, — заговорил он, — но теперь я только и делаю, что гоняюсь в Тилли. Всем вдруг понадобилось в Тилли, просто отбоя нет. Поди, на строительство школ едут, так я думаю, сударь.
— Вероятно! — повторил, не споря с ним, Жюв и нахмурился. — Может статься, вам доводилось возить туда моих коллег… Как они выглядели?
Тут кучер звонко хлопнул себя по ляжке.
— Что нет, то нет, этого я вам никак не скажу, — отозвался он, — кому рассказать — животики надорвешь, сдается мне, два раза кряду седок был один и тот же, только… Он и носа не казал.
Жюв слушал, затаив дыхание.
— Как так? — спросил он.
— А вот как: раз вечером, скажу — не совру, в прошедшую субботу, посиживал я за стаканчиком у мамаши Лебас, все чин-чинарем, вдруг — пришли за мной… Седок уже влез в повозку да поджидал меня. Ну, пришел я, спрашиваю: «Куда поедем?» — «В Тилли», — так он ответил. «Семь франков в оба конца», — так я сказал, плюс чаевые… Согласен он на семь франков, договорились, поехали… Сидит он — ровно неживой. Забился в глубь повозки, укутался в пальто — ни слова, ни звука. Путь не близкий, ну я и не выдержал, заговорил в ним… «Слушай, приятель, — так он сказал, — займись-ка своей кобылой, а меня оставь в покое». Ну, тогда и я замолчал, сударь…
— Само собой, — согласился с ним Жюв.
Однако подгонять кучера больше не требовалось.
— Так и ехали, — продолжал он, — только я-то первым ему понадобился. Еще мы и до Тилли не доехали, встает он — аккурат на перекрестке — и говорит мне: «Стой… Я здесь сойду. Дальше пойду пешком. Мэр где живет?» Ну — я объяснять: мэр, де, живет подле церкви. «Ясно, — так он сказал, — а Клеманов знаешь?» Еще бы, у них огромная ферма на краю деревни. «Ладно, ладно», — так он сказал. Хотите — верьте, хотите — нет, но дал он мне, сударь, десять франков да сказал при этом: «Ты больше не нужен мне, убирайся вон!..»
— Да! — добавил крестьянин. — Вот бы каждый день да такие клиенты.
Жюв буквально сгорал от любопытства.
Что за таинственный незнакомец был здесь в прошлую субботу, за три дня до похищения ребенка, зачем нужен был ему адрес Клеманов?
Жюв невольно спросил себя:
— Не случай ли, подсунув мне этого возницу, навел меня на весьма интересный след?
— И вам довелось встретиться с этим человеком еще раз? — поинтересовался Жюв.
Крестьянин расхохотался.
— Так и случилось, только вышло оно еще забавней… Представьте, что в следующий понедельник возвращаюсь я с ярмарки, из Озу, еду по этой самой дороге — прямо, как сейчас, только… Ну конечно!.. Ехал-то я в другую сторону, возвращался в Лизьё, и вдруг — на тебе! Слышу, кличет кто-то меня в темноте. «Эй! — так он кричал, — подвезешь до Лизьё?»
Останавливаюсь, отвечаю: «Да, сударь». Хотите — верьте, хотите — нет, но вижу, стоит передо мной мой приятель — тот самый. Умора, да и только!..
— Умора! — подхватил Жюв.
Крестьянин продолжил:
— Тут влезает мой приятель в повозку. «Погоняй, — так он сказал, — да отвези меня на вокзал!»
Я-то признал его, спрашиваю: «Гляди-ка, неужто опять встретились?..»
На этих словах крестьянин прервал свой рассказ.
— Но, Кокотт! — заорал он. — Пошевеливайся-ка, разрази тебя гром, тысяча чертей тебя дери! Но! Достанется тебе на орехи!
Подхлестнув лошадь, кучер продолжил:
— Так вот, сударь, видит мой приятель — признал я его. «Дурак, — говорит он мне, — если ты и признал кого, не след кричать о том во все горло»… И встал во весь рост — вот-вот начнет все крушить.